К величайшему сожалению, помимо неоспоримых талантов Гейдон Каупер обладал весьма неуравновешенным характером и время от времени вел себя странно. После нескольких инцидентов – речь в основном шла об угрозах самого вздорного свойства в адрес других студентов – о Каупере заговорили в деканате. Насколько я понял, молодой человек крайне болезненно реагировал на любую малость, в которой усматривал, справедливо или нет, пренебрежение к себе. В марте тысяча восемьсот восемьдесят второго года эта его болезненная мнительность особенно обострилась. Обратите внимание на дату, Уотсон, она очень важна. То, о чем я говорю, происходило незадолго до публикации труда профессора Аддлтона и, вне всякого сомнения, было с ней связано.
Доктор Харбинджер не помнит всех подробностей – дело тогда замяли. Насколько я понимаю, Гейдон Каупер снова угрожал, на этот раз не кому-нибудь, а самому Аддлтону. Однажды студента поймали на том, что он барабанил в дверь кабинета профессора, требуя, чтобы Аддлтон его впустил. Когда Гейдона уводили, он бросил странную фразу: мол, теперь не умеют благодарить, а вот он, когда представится возможность, выразит свою признательность не посвящением, а другим, более весомым образом.
Думаю, мы можем с уверенностью заключить, что Гейдон имел в виду посвящение, которое профессор адресовал ему в своей монографии. Именно оно по непонятным причинам вызвало гнев студента…
В этот момент лежащий подле нас человек издал тихий стон, заставивший моего друга немедленно прервать повествование.
Профессор Аддлтон полностью пришел в себя и, широко распахнув глаза, впился цепким взглядом в лицо Холмса. С трудом преодолевая боль, он зашевелил губами, пытаясь вымолвить одно-единственное слово.
– Соавторство, – едва слышно прошептал Аддлтон.
– Соавторство? Помилуйте, профессор, это же нелепость. Вы долгие годы вели раскопки, занимались исследованиями… Гейдон Каупер был всего-навсего вашим помощником. Кстати, позвольте представиться, меня зовут Шерлок Холмс, а это доктор Уотсон, и нас привело сюда ваше дело. А теперь, сэр, прошу вас, не пытайтесь разговаривать. Вы серьезно ранены, и любое усилие может оказаться для вас фатальным. Будет гораздо лучше, если я продолжу свой рассказ, а вы каким-нибудь необременительным образом дайте мне знать, правильно ли я излагаю факты. Смежите веки один раз, и это будет означать «да», два раза – «нет». Согласны?
Профессор один раз прикрыл глаза, и Холмс немедленно возобновил свое повествование, на этот раз обращаясь непосредственно к Аддлтону:
