Оставалось свободных полчаса, и Жорка потащил меня из полутемного тепляка на свет, на мороз. Я подошел к Константину Сергеевичу, который о чем-то говорил с Федорычем. Жорка направился к обрыву.
— Осваивается паренек? — спросил Константин Сергеевич.
— По-моему, уже освоился, — ответил я.
— Работящий, сразу видно, — подтвердил немногословный Федорыч.
И мы посмотрели на Жорку. Как раз в это время с ним случилось что-то странное: он вдруг гикнул, подпрыгнул козлом и опрометью помчался в тепляк. Через секунду он вновь появился на улице. В руках он держал большой лист фанеры. Подбежал к обрыву и сел на этот лист.
— Стой! — в один голос закричали мы: катиться с такой высоты по узкой тропе, рискуя разбиться о частые стволы лиственниц, было безумием.
— Ах-ха-ха!.. — раздалось в ответ бесовски-озорное, задорное. — Пишите письма!
Мы подбежали к обрыву и с замиранием сердца следили за сумасшедшим спуском. Вот «санки» прыгнули с природного трамплина. Вот они ударились о ствол дерева и закружились вместе с Жоркой. Еще один трамплин. Еще один удар. И Жорка вылетел на Вилюй.
Встает, берет в руки фанеру и идет к гольцу.
Когда он поднялся на вершину, мы уже были на буровой. Константин Сергеевич выговаривал Жорке в тепляке.
— Че вы, че вы так беспокоитесь? — искренне удивился Жорка. — Ведь я бы на тот свет отправился, а не вы.
— А я бы под суд из-за тебя пошел, — вздохнув, объяснил начальник партии.
— Ну?.. Неужели такой закон есть? Не знал.
— Теперь знай.
Короток зимний северный день. Едва обед прошел, а за оконцем уже стемнело, и в квадратном отверстии крыши цветными гроздьями вспыхнули звезды. И совсем скоро, выбежав на улицу, заметишь далеко-далеко внизу на Вилюе качающийся огонек — то смена идет, и головной освещает дорогу «летучей мышью».
— А че дома вечерами делать? — спрашивает Жорка, когда мы, скинув промасленные ватники и облачившись в бараньи полушубки, подходим к обрыву.
— Книжки читать, транзистор слушать. Вечерами здесь отличная танцевальная музыка ловится.
— А танцевать с медведицей?
Начинается спуск. Жорка идет впереди и нетерпеливо оглядывается на нас. С какой бы радостью сейчас он скатился еще разок!
Потом он сел и немного проехал таким манером. Обрадованно прокричал:
— Константин Сергеевич! Можно я так спускаться буду? Скорость небольшая, потому что сразу двойное торможение: ногами, руками и пятой точкой!
Начальник партии ничего не ответил, и Жорка воспринял такую реакцию как знак согласия.
