— Спасибо, — поблагодарил Любчик.
А Димка ничего не сказал. Даже вздохнуть при Любчике побоялся. За мать было обидно.
— Пошли отсюда, — дернул он приятеля за руку. — Все ясно.
В общем, и Любчику было ясно. Только вот закушенные Димкины губы, его сузившиеся, с холодными льдинками глаза… Любчик страдал за друга. Что ж, ладно, слесарь, на заводе работает… Но, может, какой-нибудь особенный слесарь? Чем-то знаменит?
— Сейчас, — увидев на другой стороне улицы мальчишку примерно их возраста, сказал Любчик и поспешил к нему.
Мальчишка был рыжий. Рыжие не только волосы, но и скуластое лицо забрызгано яркими, как яичный желток, веснушками. В прозрачном мешке он нес батон, а другой батон держал в руке и с одного конца уже успел почти на треть обкусать его.
— Привет! — сказал Любчик. — Вкусный?
— А тебе что?
— Да так, спрашиваю просто. Очень аппетитно жуешь.
— Сам хочешь? Фига! — Рыжий изобразил хорошо известную комбинацию из трех пальцев.
— Ты знаешь Сомова, который там живет, в четырнадцатом доме?
— А тебе что?
— Да ты ответь: знаешь?
— Дурака этого! — Рыжий погрозил кулаком в сторону дома с проволочной оградой.
— Почему дурака?
— Потому!
— Ну ты можешь сказать предложение хотя бы из четырех слов?
— Иди ты! — Рыжий замахнулся батоном. — Дурак, и все! За уши меня! Вот! — Он потянул себя за ухо. — Ни за что! Дурак! Я им стекла повыбиваю!
— Идем! — нетерпеливо позвал Димка. И когда Любчик пересек улицу, зло добавил: — Чего ты связался? Не видишь — придурок!
— Я хотел…
— Нечего и хотеть! Поехали обратно.
Зеленоглазый Дымок был согласен на все. Пусть даже снова Димка стреляет своим белым шариком. Не всегда же попадает шарик в нос. Зато молодой хозяин тогда веселый, бегает, играет, кричит всякие глупые команды.
Дымок отыскал под шкафом шарик, ударил по нему лапой, и вслед за ним пулей выскочил на середину комнаты. Но играть одному не очень интересно.
А хозяин, будто он и есть настоящий хозяин, развалился в кресле перед телевизором.
Не понимает Димка своего пушистого друга, смотрит футбол. Когда у ворот возникает острый момент, глаза у него расширяются, а нога сама собой напружинивается, словно он — там, у ворот, и вот сейчас с лету, как…
Но игра перемещается в центр, отобьют мяч в аут — и снова вспоминается поездка по дальнему маршруту девятого номера, дом за сетчатой оградой, румяная женщина с компотом, рыжий придурок.
Когда вернулся домой и бабушка усадила его за стол, накормила салатом со свежим парниковым огурцом, Димка испытывал большое искушение рассказать, где был и что видел. Однако сдержался. И в первую очередь, наверно, потому, что Елена Трофимовна сообщила: звонил Борис Аркадьевич, справлялся о маме.
