Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие | страница 20
А Вертинская уже приблизилась к нам. Выглядела она, кстати, превосходно. В черных брюках и белом жакете больше напоминала стильную морскую курортницу, отдыхающую на даче, нежели главу большого семейства, включая внуков и правнуков.
«Мама, это Игорь, он журналист. А это, Игорь, моя мама, Лидия Владимировна», — представила нас друг другу Марианна Александровна.
Мы поздоровались. Лидия Владимировна присела рядом с нами, но вопросов ей я решил не задавать. По крайней мере, пока.
И снова обратился к Марианне Александровне.
— Не страшно вам было по четыре часа по лесу бродить? Вы же совсем маленькие были.
— Мы ничего не боялись. Времена же совсем другие стояли. У нас и собак никогда не было, только кошки. У меня и сейчас вон какой кот красивый. Перс Григорий. Когда ему было два с половиной месяца, он решил спрыгнуть с крыши. Когда я услышала, как он скользит своими когтями, то так испугалась, что бросилась немедленно спасать его. Мама держала меня за ноги, а я, высунувшись из окна, схватила его за ухо и вытащила с крыши.
Лидия Владимировна, до этого с улыбкой слушая рассказ дочери, решила поддержать разговор.
Л.В. — Знаете, наш Григорий придумывает для себя такие места… У нас есть камин, который сейчас уже не действует. Так Григорий любит там лежать. Мы смотрим телевизор, а он как бы норке сидит и наблюдает за нами.
— У вас всегда была живность?
М.В. — Постоянно были кошки. В Париже у отца жила собака Долли, которой он даже посвятил стихотворение. Папа обожал Долли, она прожила у него пятнадцать лет. Когда в Париже они заходили в кафе, то папа садился на один стул, а Долли на второй. «Вы будете бриошь?» — спрашивал отец. Долли гавкала в ответ. Она съедала булочку, и они отправлялись гулять в Булонский лес. Но после того, как у Долли появились щенки, собака заболела — детеныши искусали ей грудь. Ее смерть стала для отца огромным ударом. И он зарекся больше не заводить собак. Папа обожал Долли и посвятил ей стихотворение.
(отрывок из стихотворения Александра Вертинского, сочиненного в Нью-Йорке в 1934 году