Как осталась жива девочка, — не понимали ни доктор, ни соседи.
Одни объясняли внимательным уходом, другие крепостью тела, и никто не сказал самой главной причины.
Выходила молодую жизнь любовь рабочего и жены его, любовь, которая сильнее смерти.
Казалось, в маленькое тельце вливалась жизнь, когда Гвоздев брал на руки девочку, когда ласково гладила ее Маша, жена Гвоздева.
В начале третьей недели девочка в первый раз попросила сама есть.
— Ну, теперь ваша помголочка быстро поправится, — ласково пошутил доктор.
С легкой руки доктора стали звать девочку Помголочкой.
Скоро она уже могла сидеть, а раз, как птичка запела:
«В лесу зеленом на муравке
Скатился птенчик из гнезда».
— Ах ты наша пташечка, из гнезда выпавшая… Изломала тебя жизнь, выкинула из родной хаты…
— Ну, да мы тебя поправим.
«Дети — цветы новой жизни!..»
В нас самих-то взрослых людях столько этого самого старого осталось, что, пожалуй, никогда и обухом не вышибешь…
К примеру взять моего товарища Докина.
Двумя пулями в гражданскую войну ранен, в царское время по тюрьмам таскали, сколько раз за «неблагонадежность» места лишался, а много и в нем старого гнилья.
Праздник без вина встретить не может.
Сам хотя к попам денег не носит, зато жена — богомолка. Иной раз обругается так, что самому совестно.
На днях спрашиваю его: «Скоро ли получка?» — отвечает: «Один бог ведает».
И бога у него нет, и бог у него все ведает…
Да, вот так-то.
Не одну революцию нам совершить надо, а целых три.
Революция, чтобы старую власть новой заменить, — первая революция и, по правде сказать, самая легкая.
Двинул весь народ, и покатились гнилые столбы.
Эту революцию могли сделать мы, темные, малограмотные, нищие.
Вторая революция — это, чтобы хозяйство по-новому построить.
Эту революцию сразу не сделаешь. Многому надо учиться, много ошибок будет, пока наладим новое хозяйство.
Для первой революции нужна была, главным образом, воля.
Для второй революции мало воли, — нужно еще и знание.
Перестроим мы свое хозяйство, когда будут у нас ученые из рабочих и крестьян, когда все будут грамотны.
А третья революция — переменить самих себя.
Перестать ругаться, бить жену, калечить детей.
Перестать завидовать своему товарищу, другому рабочему.
Сохранить в сердце только одну ненависть, — к тем, кто трутнем родился и остался таким трутнем; кого на руках выняньчили мамушки да нянюшки и с пеленок научили быть барином и загребать жар чужими руками.
Переменить самого себя человек не всегда может.
