Тень перестала бесшумно барабанить пальцами и, резко вскочив, с размаху зашвырнула своим собственным табуретом в окно. На такое самоуправство глаза хозяина тени лишь слегка дрогнули под веками, его душевное умиротворение от нервных срывов какой‑то проекции ничуть не страдало. Напротив, мужчина слегка растянул губы в ухмылке и облегчённо вздохнул. Лишившись мебели, тень заметалась по потолку, но быстро охладев к этому занятию, сползла бурлящей лужей под стол, от чего в холодной комнате стало окончательно мёртво и неуютно.
Мужчина медленно расцепил замёрзшие без движения пальцы, привычно потерев слегка великоватый перстень, рискованно качнулся влево, почти касаясь кончиками волос пола, поставил табурет на все конечности и лишь после этого приоткрыл глаза. Блёклые невыразительные радужки какого‑то старческого оттенка, и без того не могли читаться сильной стороной его внешности, теперь же в обрамлении тяжёлых покрасневших век и сеточки проступивших сосудов, они вполне могли испугать даже могильщика.
— Ну что за хрень, — мужчина устало потёр двумя пальцами переносицу и последний раз уставился в так и не активированный шар связи.
Пугающее своей навязчивостью предчувствие, что всему начинанию грядёт большая и неизбежная крышка с чудесным очертанием гроба, никуда не собиралось исчезать, как и абсурдность контроля над взрослыми самостоятельными людьми в столь простой, а главное хорошо продуманной им самим прелюдии. Активировать телепатическую сеть, чтобы просто проследить за бездарями, не хотелось смертельно. Также не возникало желания помогать в случае необходимости и ввязываться в грязную работу, чужого ведомства. Тупое чувство тревоги, снедавшее последние несколько часов сознание мужчины, давно успевшее зачерстветь к бедам ближних, никуда не думало исчезать, бурля в крови. А по прошествии веков борьбы за выживание не доверять предчувствиям эта кровь уже не могла.
Обладатель блёклых глаз поднёс было к шару руку, но не удержался и широко зевнув, уронил конечность. Тридцать часов безвылазной работы в архиве с чудом выжившим фолиантом давали о себе знать. Мужчина сдался на милость угрызений совести и вытащил из уха агатовую серьгу — приёмник, окончательно хороня всякие попытки телепатической связи. Запрятав под подставку любимый камень, человек встал из‑за стола, впитал обратно попытавшуюся было улизнуть тень (свою роль по ежедневному снятию напряжения она выполнила, а больше самостоятельность была ни к чему), подхватил под мышку надрывно скрипнувший табурет и вышел, тщательно скрепив со стеной замаскированную дверь. Спать хотелось неимоверно, а события этой ночи…
