Но старуха тут же разбила вдребезги все мои кровожадные иллюзии.
— Пух! — повторила она. — Эта дрянь пух у меня ворует из перины.
— Что за ерунда! — опрометчиво вымолвил я.
Старуха оскорбилась, выпрямилась с достоинством.
— Ах, ерунда/ Считаете, ерунда? А знаете, сколько стоит пух на базаре? Попробуйте подушку купить. Семь сот рублей, самое малое, если еще найдете, Хорошенькая ерунда!.. Вот я тут официальное заявление написала, прошу ее арестовать.
И вытащила откуда-то из-под лисы целую бумажную простыню, исписанную крупным размашистым почерком. Фрол Моисеевич упал бы в обморок, если бы увидел такое количество испорченной бумаги. Впрочем, оборотная сторона осталась чистой.
Проклиная втихомолку и Фрола Моисеевича, всучившего мне эту гнилую «семечку», и проклятую пух-старуху, я стал читать заявление. Целый детективный роман с тайной слежкой, подозрениями и версиями. Положительный герой — мадам Барковская, сидящая против меня. Отрицательный — ее соседка по комнате, учительница из Ленинграда, прикидывающаяся инвалидом, а на самом деле специально испортившая себе сердце, чтобы время от времени, ссылаясь на приступ, оставаться дома и в отсутствие мадам Барковской распарывать перину, принадлежащую последней, вытаскивать оттуда по горстке пушинок — когда понемногу, заметить труднее, у злодейки-учительницы все продумано! — и зашивать вновь.
Интереснейшее дело! Дождался…
— Посидите здесь. — Я озлобленно смотрел в немигающие желтые лисьи глаза, — Нужно посоветоваться с товарищами.
Старуха с достоинством кивнула, милостиво разрешая мне удалиться.
Фрол Моисеевич, едва завидев меня, отчаянно замахал руками.
— Вы ее послали?…
Не дал договорить, предостерегающе приложил палец ко рту. Я невольно понизил голос:
— Она же форменная ненормальная!
— А что делать?
— Как что? Выгнать.
— Соображаешь, что говоришь? Это же Барковская, известная кляузница. Выгоним — а она прямым ходом к начальнику, к прокурору, в горком, напишет в газету.
И мы будем бегать, доказывать, сочинять объяснительные… Нет, нет, надо тянуть время. Единственная возможность. Обещать ей что-нибудь, лишь бы умотала. Ты уж придумай. Голова незабитая, свежая.
Я стиснул зубы:
— Хорошо. На сей раз спроважу. Но если придет снова — пошлю прямо к вам, имейте в виду.
— Давай, давай…
Фрол Моисеевич был готов на все, лишь бы только сейчас не иметь дела с мадам Барковской!
Я вернулся к себе. Спросил таинственным полушепотом:
— Скажите, как вы заметили кражу?
