Джаред замер на месте, глядя на Кэми.
Кэми заговорила первой.
— Мне ужасно жаль, — сказала она, голос её звучал до смешного вежливым. — Я лишь хотела отдать тебе вот это. Потом я уйду.
— Не надо! — сказал Джаред, его голос был слишком громким, как будто он приказывал. Холли повернулась на этот звук: он поймал взгляд Холли, а затем покраснел так, что его шрам остался одним белым пятном на его лице. Он отвел взгляд.
— Пожалуйста, не принимай это на мой счет, — сказала Холли, а затем её попытки казаться спокойной провалились. — Мне очень жаль, это...
— Не моё дело, — с уверенностью сказала Кэми. — И тебе не за что извинятся.
— Я уже собиралась уходить, — сказала Холли. — Простите. Я уже ухожу.
Кэмина рука стала опускаться на рукав Холли, словно она собиралась попросить её остаться. Эта идея была настолько омерзительна, что Холли обогнула её и заспешила вниз по лестнице, через паб и на улицу, где она пустилась бежать.
Холли понятия не имела, куда направлялась, пока не очутилась перед домом Анджелы, таращась в пустые глазницы черных окон. Анджелы дома не было. Холли не хотелось останавливаться, или признаваться себе, что же она делает, так что она едва притормозила у ворот. Она развернулась и побежала к бакалейной лавке. Ржавый с Анджелой всегда там тренировались, и теперь они наверняка были именно там: Анджела должна быть там.
Холли бежала так быстро, что чуть ли не задыхалась, а её штаны издавали звуки, похожие на рыдания, но она твердила себе, что это все ерунда. В бакалейном было темно, когда она прошла насквозь, полки были переполнены тенями. Холли вздохнула с облегчением, когда добралась до лестницы. Она вбежала наверх, а потом застыла как вкопанная, приложив руку к двери.
Через стекло, затянутое рабицей, Холи были видны Ржавый с Анджелой, борющиеся на матах, лампы дневного света превратили бирюзовую комнату в некое подобие аквариума, светящийся в ночи. Ржавый стоял спиной к ней, однако она могла слышать рокот его голоса. Он, должно быть, сказал что-то смешное, потому что Энджи улыбалась.
Волосы Энджи собранные в конский хвост, сияющим черным потоком струились по её плечу. Её рот сверкал, зубы блестели, выглядывая из-за накрашенных губ, которые были всегда накрашенными, даже если на ней были тренировочные штаны майка. Она всегда была похожа на девушку в кино. Она и мир заставляла вести себя вокруг неё так, будто она была девушкой в кино, все остальные оставались не в фокусе, поскольку камера скользила с тени, падающей от ее ресниц, на щеку, потом к бледной тонкой линии ее шеи и темному уголку возле её ключицы, мягкой выпуклости и нежной кривой внутрь ее тела под растянутым белым хлопком.
