Эта чистая душа и совершенное тело — нечто вечно юное, идеал, независимый от ее ума и самосознания. Иное, во что нельзя не влюбиться, нельзя не поклоняться. Ты — жизнь, назначенная к бою, ты — сердце, жаждущее бурь.
* * *
Юля уже не оглядывалась рассеянно, и я был счастлив, когда ненароком где-нибудь прижимался к ней, и она поддавалась. И не было никакого напряжения, я мог говорить о чем угодно, а она молча слушала, и разница между нами тонула в обоюдном восхищении.
В ней угадывалась наша будущая прочная семейная бытовуха, но я не думал об этом — все застилала слепая влюбленность. Пусть она тупенькая, но у нас могут быть дети, счастливее и талантливее, чем мы.
Вечером, когда остались с ней одни (диктовал ей срочную работу), прижал Юлю к себе и с давно накопившейся страстью прильнул к ее губам. Она не сопротивлялась. Оглянулся — кругом столы с бумагами и компьютерами, какие-то углы, наверно, пыль. Я повел себя как старпер. Стыдно без постельных принадлежностей, без бокала вина и роз. И крыл себя за несмелость в ответственные моменты. Меня не пугало правосудие ввиду незаконности предстоящего деяния, попадающего под закон о педофилии, ей еще нет и семнадцати, но я чувствовал себя стариком — мне уже двадцать два. Останавливала не совесть, а, наверно, догадка, что мы не совпадаем во времени и пространстве. Не для меня чужая юность, никогда этого не будет. О чем плачет душа, раздираемая любовью?
Я воображал, как приглашаю ее к себе на дачу, когда там нет мамы. Мы едем с ней в электричке, и я не ощущаю ничего, кроме этой юности, — она кажется сияющим светлым гребнем возносящейся энергии. Мне этого почти достаточно, словно нашел замену всей этой чертовой жизни.
Вот мы идем по просеке, мимо раздраженных волей босяков-дачников в старом тряпье.
Представил постель, где мое тело исчезло — только острая опасность возможного наслаждения, в испуге ответственности — перед кем? У мужчины врожденное чувство власти над существом, которое под ним. Но лежу неподвижно рядом, как в королевском кино, боясь прикоснуться к ней. Это испуг девственника, забывшего о прежних встречах с девушками. Любое сближение было бы фальшивым, порушило бы что-то между нами.
Она тоже лежит неподвижно.
