Олечку я потому вспоминаю, что мои отношения с ней и были как отношения Эстонии с Россией. Я когда с ней был, в ней когда был, то будто что-то запретное делал и очень торжественное. Я, маленький эстонец, неважно, что метр восемьдесят три, маленький я, эстонец потому что, ебу - другого слова и нельзя! - большую русскую девушку. Это было именно русским глаголом на "е", а не мэйк лав, не фак и не бэзе, никакое не деланье любви. Еще так могут, которые все потеряли, у которых ничегошеньки в жизни уже. Особенно любил я поставить ее на коленки и очень был рад всегда так кончить. Все взрывалось внутри. Она ничего, по-моему, не понимала и ни о каких оргазмах не подозревала. Но и для нее происходило что-то очень важное. Я, иностранец, тем, что с ней был, ее русскость еще больше возвышал. Большая Оля гордилась мной, когда мы с ней в "Европейскую" входили. Какие они там безвкусные были, даже в "Европейской". Мы, конечно, куда цивилизованней, от немцев досталось. И русские этим в нас всегда восхищались - какой сервис! - и за это же ненавидели. Но и мы их - как они гадили всегда в гостиницах, все ломали и воровали! - бабушка даже ненавидела русскую походку по снегу! - а преклонялись и восхищались их наплеванием на завтра: гулять так гулять! Мы с Олей очень хорошо смотрелись в Ленинграде. Красивые были, оба беленькие. Стала, наверное, коровой, как и все русские бабищи. Впрочем, она, может, уже за шведом замужем.
Откуда это во мне появилось - всех в одну кучу мешать? Антонио я, правда, не мешаю, я его ох как отделяю. Как хорошо, что я по-русски могу его стихи читать. В них что-то очень мальчишеское, как и все в нем - и закидывание головы лицом к небу, когда он от челки отмахивается и хохочет. И я будто в весне побывал после встреч с ним. Как в нотрдамовском садике посидел на скамейке под низким деревом. На нем цветы жирные, розово-белоснежные, с пчелами в серединках. Еще подумалось, что Антонио сладкоежка.
Плакат мой, ежа-солнце, помог Жерар сделать. Он приходил уже сюда, сказал "симпа". Он все переживает свой последний раз с девушкой, когда он попробовал с презервативом. Сказал, что это как будто суп через соломинку есть. Глупо, конечно, - суп через соломинку. Но он неправильно сравнил. Через соломинку, это значит что-то не сразу, а долго растягивая. Так с кем-то быть очень не просто, все хотят все и сразу. А с презервативом, это как если есть что-то, вкусовых качеств лишенное. Как космонавт.
