Невидимый дизайнер | страница 21
Без портновского таланта Дольче и его чувства достоинства, воспитанного в провинции, у компании бы не было шанса. Но только благодаря урбанистской свободе Габбаны, свободы от вкусовых и портновских ограничений, компания смогла стать тем явлением, каким безусловно является сегодня. К концу 1980-х идеальная девушка Dolce&Gabbana, добрая католичка, начала все чаще показывать свое нижнее белье, а к началу 1990-х на ее белье показался леопардовый принт, фирменный знак D&G. Леопард соединил игривую чувственность будуара с барочной строгостью сицилийской аристократии. Но по мере того, как Дольче толкал Габбану в сторону элегантности, в линии стало проявляться что-то вроде экклезиатической утонченности; появились вещи для женщин, желавших ощущать себя папским нунцием. Мужская линия появилась в 1990 году и демонстрировала отказ от избыточности и возвращение к консервативным корням компании; мужскую одежду всегда сильнее контролировал Дольче. С другой стороны, в более молодежной линии для мужчин и женщин D&G, дебютировавшей в 1994-м, габбанианству была дана полная свобода.
По мере того как развивалось соавторство обоих художников, идеальная женщина Dolce&Gabbana постепенно превращалась из Анны Маньяни в фильме Росселлини «Рим, открытый город» Росселлини (скромная, мощная фигура матери в темной одежде, с множеством юбок, кофт и незастегнутых блузок) сначала в Софию Лорен, танцующую стриптиз для Марчелло Мастрояни в «Вчера, сегодня, завтра» Де Сики (бюстгальтеры, корсеты и прочие элементы нижнего белья со стропил магазина Саверио Дольче были переосмыслены и превращены в просто одежду), а затем в Мадонну в расшитом бисером корсете