– Почему ты про
него не рассказала? – Лидочка обиженно дует губы.
– Да уж, это
просто что-то! – Оля закатывает глаза. – Решила оставить его для
себя?
– Думаю, у Варнас
другие интересы, – бурчит Аня.
– Скажи, это он
прислал тебе цветы? – не унимается Лидочка. – Если да, то я тебя
убью!
– Конечно, он же
передал ей привет! И даже поинтересовался, почему она не приехала!
– Оля выглядит разочарованной.
– У Варнас другие
интересы, – повторяет Аня, продолжая стучать по клавиатуре.
– Можно узнать,
что здесь происходит? – приподнимаю брови с недоумением.
– Эти две только
что вернулись из «Оушен», – не оборачиваясь, отвечает Аня.
«Он же передал ей
привет! И даже поинтересовался, почему она не приехала!» – звучат в
голове слова Оли. Терехов… Тщеславие визжит, самолюбие дудит в
фанфары, а здравый рассудок посылает их и меня куда подальше. В
памяти возникает образ Феофана Эрнестовича: вьющиеся смоляные
волосы, легкая небритость, узкий разрез черных глаз, нахальная
улыбка – и меня на несколько секунд бросает в холодный пот. Но под
пристальным вниманием трех пар глаз нельзя давать волю чувствам –
приходится взять себя в руки, что в тот момент удается с большим
трудом.
– И что же вы там
увидели? – с убедительной непринужденностью спрашиваю я.
– Их президент!
Варнас, ты слепая? – Лидочка вскакивает с места. – Боже, вот это
мужчина! Я готова была отдаться ему прямо на ресепшене!
– И почему я не
удивляюсь… – произносит Аня.
Стоит представить,
как Лидочка выставляет вперед свою грудь, а Терехов роняет челюсть
на мраморный пол, мне становится дурно. И зачем я только отправила
Ландышеву туда?! Нужно было самой поехать, тем более, он передавал
мне привет и даже поинтересовался, почему не я привезла подарки.
Интересно, он все это говорил до того, как узрел неоспоримое
доказательство превосходства Лидочки над всеми прочими женщинами,
обделенными природой? Или после? Какая же я дура!
Сохраняя внешнее
спокойствие, окидываю Ландышеву секундным взглядом и к неописуемой
радости не обнаруживаю на ней ничего синего – бежевая блузка и
темно-коричневые брюки, а на спинке ее кресла висит ярко-зеленый
платок. Про красный лак на ногтях можно не волноваться – она
предпочитает исключительно французский маникюр. С облегчением
выдыхаю, хотя здравый рассудок недвусмысленно произносит
«Идиотка…».
– Когда мы
следующий раз поедем к ним? Так хочется снова его увидеть! –
причитает Лидочка.
Но я больше не
слушаю: не обнаружив в ее сегодняшнем внешнем виде ничего
угрожающего, кроме четвертого размера груди, утыкаюсь в монитор и
открываю Outlook.
Семьдесят восемь новых сообщений куда важнее Лидочкиного бреда,
который она продолжает нести. И вот среди спама от подчиненных,
коллег из других подразделений, клиентов, и, конечно же, двадцати
писем Рябинова, по большей части содержавших в себе фотографии
стройплощадок и пресс-релизы о новых проектах «Авеню», обнаруживаю
то, что заставляет мой слух и вовсе не воспринимать чаяния
Ландышевой: письмо, отправителем которого является F.Terekhov. «Спасибо за подарок, Мария. До встречи».
Коротко и ясно. Тщеславие взвизгивает, и я улыбаюсь.
