Я почувствовала, что Зверь напрягся. Там. Я услышала его рык, и что‑то теплое пролилось в меня. Его тело обмякло. Его лицо… оно рядом. Правая щека прижата к моей левой. Я чувствую, как щетина больно царапает ее. И не только. Боль возвращается ко мне, накатывая словно волны, сосредоточившись внизу. Там. Что‑то теплое потекло по моим ногам. К боли я привыкла. И даже в некотором роде рада ей. Я всё еще жива. Хотя, быть может, ненадолго, и Зверь избавит меня от постоянного разочарования собой.
Глава 12. О том, что страх — это естественная реакция организма, а наглость — второе счастье. И хорошо бы иметь и то, и другое
Когда я пришел в себя, она лежала на полу. Осознание того, что я совершил, доходило до меня медленно. Я всегда плохо соображал, когда трансформация была лишь частичной. Но это лучше, чем жить, вообще не оборачиваясь. Приподнявшись, сел на постели. А почему она лежит на полу у двери?!
Предрассветные сумерки давали слишком мало возможности что‑либо рассмотреть. Я зажег светляк. И застонал. Еще один труп? Нет, это просто немыслимо!
Девочка была полуобнажена. Её разорванное платье не скрывало ни красивой, скульптурно вылепленной груди, ни тонкой талии, а ниже…
Я выругался сквозь зубы! Я просто чудовище! Чем же она меня так допекла, что я овладел ею в трансформации?!
Испытывая презрение к себе, и жалость к очередной жертве своей несдержанности, я присел рядом с распростертым телом. Красивая. Откинув спутанные пряди волос с её лба, я вдруг что‑то почувствовал. Она вздрогнула всем телом, вздохнула, и открыла глаза… Черные зрачки поглотили всю радужку. Она смотрела на меня, и я чувствовал, как её сердце бьётся в груди, сильно и мощно толкая кровь по артериям…
Я всматривался в её лицо, ища признаки ужаса, страха, ожидая крика и слёз. Она молчала. И по — прежнему смотрела на меня. Как будто чего‑то ждала. Чего? Я проследил за её взглядом. Рука. Правильно. Иногда так бывает, что моя правая рука не до конца возвращается в свой человеческий вид, и мне приходиться носить перчатки. Иначе золотая чешуя и когти могут вызвать лишние пересуды.
— Убей… — тихий шёпот в предрассветном сумраке раздался словно гром.
— Нет! — моя человеческая ладонь уже лежала на ее животе и лечила. Я ощущал, как сила вливается в неё. — Ты будешь жить, девочка…
— Зачем? — снова шепот. Растрескавшиеся губы растянулись в улыбке. — Я не хочу… Я проиграла… Она смотрела на меня с укором. И всё? Только это за то, что я с ней сделал?! Укор?!
