Устало откинув волосы со лба, я решила искать другой выход. Он есть, я знаю.
— Окошко, окошко, ну‑ка скажи, да всю правду расскажи, что прячешь за стеклом?! — уверенность в собственной правоте, подкрепленная злостью, та ещё смесь. Вцепившись в раму, я потянула её на себя. Затем от себя.
— Да вы издеваетесь?! Ну — у-у, ладно! Имущество не моё, а посему! — схватив стул, стоящий у маленького круглого столика, за которым мы обычно с Рихардом обедали, я отправила его в оконный проем. На силу увернулась. Не знаю как, но предмет мебели будто отпружинил от окна, не разбив его. А это странно!
— Демоны побрали б вашу магию! Выпустите меня! Выпустите! Я есть хочу! Есть хочу! И выйти! Хочу! Хочу! Хочу… да адское пекло! Я что, руку поранила?! — дергая за ручку окна, я только сейчас заметила, что ладонь у меня мокрая от крови! И тут внезапно створка поддалась и со скрипом отварилась, — Ничего не понимаю…Ай, да ладно! Ну, что Кьяра, на волю, на свободу?!
Выглянув в окно, я узрела уже такие привычные красоты: разрушенные постройки западного крыла замка, незабвенное кладбище невест моего дражайшего Рихарда, болотце с весьма отзывчивыми и талантливыми лягушками и… огромную раскидистую яблоню, увешанную сочными краснобокими плодами. Мать вашу, что ж я раньше её не заметила?!
— Итак, Кьяруся, жизнь всё‑таки прекрасна! Осталось только достать это прекрасное, и наверняка вкусное, сочное, ароматное… — мой многострадальный желудок поддержал все мои планы и действия торжественным 'Урррр! Выррррр!'.
Что мы имеем?! Мы?! Ну, я и желудок! Имеем мы окно, открытое, и… высоту до земли примерно в два — три десятка моего роста. Что нам поможет преодолеть такое расстояние без риска расшибиться в лепешечку?! Так, о лепешках лучше не думать… О, я знаю! Крылья!
— Да, мозг, с голодухи ты тупеешь! Какие крылья?! — горестно подперев ладошкой подбородок, я сидела на кровати и думала. И еще думала… и еще… и еще… пока мой взгляд не наткнулся на белоснежную шёлковую простынь.
— Канат! Сплетем канат!
Схватив простынь, покрывало, наволочки, три гардины, два полотенца и четыре моих платьев, включая бальное, я связала всё это воедино, предварительно перекрутив. Свесив в окно самодельный канат, вынесла вердикт:
— Кьяра, ты — дура! Даже если собрать всё, разорвать на полосы, а затем связать, тебе всё равно не спуститься по нему. Почему?! А потому, что на полпути твои ручки устанут и ты что?! Правильно. Лепешечка!
С грустью и печалью, мне пришлось признать, что выбраться из этой комнаты мне вряд ли удастся. Рука нещадно саднила. Её нужно было перевязать. Схватив первое, что подвернулось, я решила сделать импровизированную повязку. Это оказалась простынь, которая ни в какую не хотела ни рваться, ни резаться об уже с успехом разбитое мною оконное стекло. Ткань постоянно норовила выскользнуть из моих ладоней.
