— Ярослав, Кирилл! — кричит. — Не задерживайтесь, уходите дворами! Я остаюсь!
Парень ковыляет решительно в ее сторону. Она оцепенела, ноги как ватные, не слушаются: сейчас начнет душить!
— Тихо!
Он обнимает ее рукой за плечи. Совсем еще мальчишка. Пышный чуб из-под околышка фуражки, дышит прерывисто, тяжело…
— Иди спокойно! Я твой миленок, ясно? Гуляем…
Прилаживается поудобнее:
— Не дрожи, не съем… Голову положи на плечо…
Из темноты в конце переулка показываются верхоконные. Скачут по мостовой, надвигаются, загарцевали рядом. Полицейские. Шашки на перевязи, кобуры.
— Кто такие? — перегнулся с седла старшой.
— Фабричные, — отзывается парень. — С маслобойки.
— Людей бегущих видали? С коляски энтой… — старшой указывает на опрокинутую пролетку.
— Видали. Двоих али троих. Один, кажись, с сумкой. Побегли в сторону Рыбной…
— Ага, давай! — трогают коней полицейские.
Топот копыт, всадники исчезают за углом.
— Накось, выкуси! — Парень смачно сплевывает под ноги. — Фараоны хреновы!
Оборачивается воровато по сторонам, ковыляет к кустам крапивы, возвращается с сумкой.
Они идут бок о бок, парень прикрывает полой рубахи сумку, старается не хромать.
— Живешь где?
— На Чудновской.
Свернув за угол, они выходят на перекресток. В жидком свете фонарей можно разглядеть его лицо. Чернобровый, синие-пресиние глаза. Совсем не страшный.
— Учишься? Гимназистка?
— Работаю. У мадам Рубинчик. Белошвейкой.
— А, у сахарозаводчицы? Слыхал… О том, что видела, ни слова! — у него посуровел голос. — Никому, никогда! Проболтаешься, пожалеешь. Поняла?
Она кивает молча в ответ.
Испарился он внезапно. Подтолкнул слегка в спину, когда они огибали башню водокачки, пропал из виду.
Она не помнит, как добралась до дому. Долго стучала в калитку. Сонный сторож о чем-то спрашивал, она не отвечала. Перебежала двор с цветочными клумбами, завернула к флигелю. Поднялась по скрипучей лестнице, отперла дверь. Ворочалась в постели, вставала, пила воду. В мыслях вертелось безостановочно: опрокинутая коляска… полицейские в седлах… синеглазый парень…
— Новость слыхала? — спросила утром усаживаясь за машинку Меланья Тихоновна. — Ломбард Адисмана ограбили. Анархисты вроде бы. Денег, грят, тыщи полторы унесли, если не больше. Самого едва на тот свет не спровадили… Вид у тебя… — покосилась из-под очков. — Спала плохо?
— Да, чего-то. Комары заели…
— По дому скучаешь. Эх-хе-хе… Ну, давай за работу. Воз и тележка еще шитья впереди…
