Пассажиры вошли в купе красного дерева с бархатным ковром на полу, присели на мягкие диванчики. Озирались по сторонам, улыбались друг дружке. Конец страхам и переживаниям, впереди Одесса, море, удивительная жизнь!
Прозвенел за стенкой вокзальный колокол, следом — по-разбойному, во всю мощь луженой глотки — гудок паровоза. Лязгнуло чем-то железным под полом, состав подался назад, замер на мгновенье, медленно покатил вдоль перрона.
Девушка, поднявшись, отодвинула штору.
За окном проплыло здание вокзала с пристанционными строениями, водокачка. Поезд набирал ход, вагон уютно покачивало, кружили, исчезая из вида, домики предместья, перелески, поля.
— Не верится. Сон какой-то, Витя…
— Дай ущипну, — хохотнул тот. — Враз поверишь!
Постучали осторожно в дверь.
— Простите, господа!
Обер-кондуктор. Черная форма, сумка через плечо, медный свисток на груди.
— Добрый день! Билетики попрошу.
Прощелкнул компостером один билет, другой…
— Документ позвольте!
— Вот, — протянул зеленоватую книжицу с гербом пассажир. — «Вид на жительство», на один год. Сестра гимназистка, несовершеннолетняя.
— Ясно… — обер-кондуктор поднес к глазам документ. — Таммо Зельман, — прочел вслух. — Мещанин, уроженец села Ганчешты Кишиневского уезда. Вероисповедание православное… Похвально, похвально! Кем изволите служить?
— Служу в имении их сиятельства Григория Ивановича Манук-бея. Помогаю управляющему, веду делопроизводство.
— Похвально, юноша. В столь юном возрасте… — Обер-кондуктор вернул паспорт, попятился к двери. — Счастливого пути, господа!
— «Господа!» — передразнил пассажир купе. — Дай срок, покончим с господами. Трудовой народ будет ездить первым классом. Бесплатно!
Повернул защелку замка на двери, стянул с плеч щегольской пиджак, забросил наверх.
— А богатые, Витя? — улыбнулась спутница.
— Что богатые?
— Богатым что делать?
— Пешком пущай ходят.
Девушка прыснула со смеху.
— Чего ты? Чего развеселилась?
— Мадам Рубинчик представила. Идет за нами пешком по шпалам.
— А чо? Нормально! Жир по крайней мере растрясет.
Мужчина скинул ботинки, растянулся на диванчике.
— Иди ко мне. Соскучился…
«Е-дем с Ви-тей»… «е-дем с Ви-тей»… — стучат колеса под полом.
В купе полумрак, светит подслеповато под потолком желто-молочный плафон. Она лежит с открытыми глазами, отвернувшись к стенке, не может уснуть. Теснятся, бегут чередой мысли. Столько всего навалилось за последние недели — рассказать, не поверят. Она гулящая, убежала с мужчиной, все ему позволяет. Такая ведь малость ее тело, а как радует Витю. Как он светится весь от счастья, какие говорит слова, как дивно ублажает.
