Озноб | страница 7



то заново склонится над тобой.


Что выберет? И как она разделется

между тобой и горечью своей?

Шаги ее неведомы: разденется,

оденется и станет у дверей.


О, пусть она в пальто свое закутается

и выбежит на улицу одна.

Ей так потом заплачется, закурится,

вздохнется — за пределами окна.


Но даровитые твои и деловитые

глаза заснули, впавши глубоко.

Пусть спят себе, глупцы недальновидные,

и женщина уходит далеко.

Так и живем — напрасно маясь…

Так и живем — напрасно маясь,

в случайный веруя навет.

Какая маленькая малость

нас может разлучить навек.


Так просто вычислить, прикинуть,

что без тебя мне нет житья.

Мне надо бы к тебе приникнуть.

Иначе поступаю я.


Припав на желтое сиденье,

сижу в косыночке простой

и направляюсь на съеденье

той темной станции пустой.


Иду вдоль белого кладбища,

оглядываюсь на кресты.

Звучат печально и комично

шаги мои средь темноты.


О, снизойди ко мне, разбойник,

присвистни в эту тишину.

Я удивленно, как ребенок,

в глаза недобрые взгляну.


Зачем я здесь, зачем ступаю

на темную тропу в лесу?

Вину какую искупаю

и наказание несу?


О, как мне надо возродиться

из этой тьмы и пустоты.

О, как мне надо возвратиться

туда, где ты, туда, где ты.


Так просто станет всё и цельно,

когда ты скажешь мне слова

и тяжело и драгоценно

ко мне склонится голова.


Из глубины моих невзгод…


Из глубины моих невзгод

молюсь о милом человеке.

Пусть будет счастлив в этот год,

и в следующий, и вовеки.


Я, не сумевшая постичь

простого таинства удачи,

беду к нему не допустить

стараюсь так или иначе.


И не на радость же себе,

загородив его плечами,

ему и всей его семье

желаю миновать печали.


Пусть будет счастлив и богат.

Под бременем наград высоких

пусть подымает свой бокал

во здравие гостей веселых,


не ведая, как наугад

я билась головою о земь,

молясь о нем 1- средь неудач,

мне отведенных в эту осень.


Предать меня? Но для чего же?.


Предать меня? Но для чего же?

Вам не за что меня корить.

Хоть ты мне растолкуй, о Боже,

какая им во мне корысть?


Предать меня? Что в этом толка?

Я и сама была слаба.

Мой голос выводил так тонко,

не выговаривал слова.


Предать меня? Какого чёрта?

Добры были мои глаза,

и рыжая повисла челка,

как у доверчивого пса.

АДА

Что в бедном имени твоем,

что в имени неблагозвучном

далось мне?


Я в слезах при нем

и в страхе неблагополучном.


Оно — лишь звук, но этот звук

мой напряженный слух морочил.

Он возникал — и кисти рук

мороз болезненный морозил.


Я запрещала быть словам

с ним даже в сходстве отдаленном.

Слова, я не прощала вам

и вашим гласным удлиненным.


И вот, доверившись концу,