Люблю, Марина, что тебя, как всех,
что как меня…
Озябшею гортанью
не говорю: тебя — как свет! как снег! -
усильем шеи будто лед глотаю,
стараюсь вымолвить: тебя, как всех,
учили музыке (о крах ученья!
Как если бы, под богов плач и смех,
свече внушали правила свеченья.)
Не ладили две равных темноты:
рояль и ты — два совершенных круга,
в тоске взаимной глухонемоты
терпя иноязычие друг друга.
Два мрачных исподлобья сведены
в неразрешимой и враждебной встрече -
рояль и ты — две сильных тишины,
два слабых горла: музыки и речи.
Но твоего сиротства перевес
решает дело. Что рояль? — он узник
безгласности, покуда в до-диез
мизинец свой не окунет союзник.
А ты — одна. Тебе — подмоги нет.
И музыке трудна твоя наука:
не утруждая ранящий предмет,
открыть в себе кровотеченье звука.
Марина, до! До — детства, до — судьбы,
до-ре, до — речи, до — всего, что после
равно, как вместе, мы склоняли лбы
в той общедетской, предрояльной позе,
как ты, как ты, вцепившись в табурет! -
о карусель! о Гедике ненужность! -
раскручивать сорвавшую берет,
свистящую вкруг головы окружность.
Марина, это всё — для красоты
придумано, в расчете на удачу
раз накричаться: я — как ты! как ты!
И с радостью бы крикнула, да — плачу.
1963. Октябрь
Поэма
ОТ АВТОРА
Вычисляя свою родословную, я не имела в виду сосредоточить внимание читателя на долгих обстоятельствах именно моего возникновения в мире: это было бы слишком самоуверенной и несовременной попыткой.
Я хотела, чтобы героем этой истории стал Человек, любой, еще не рожденный, но как — если бы это было
возможно — страстно, нетерпеливо желающий жизни, истомленный ее счастливым предчувствием и острым морозом тревоги, что оно может не сбыться. От сколького он зависит в своей беззащитности, этот еще не существующий ребенок: от малой случайности и от великих военных трагедий, наносящих человечеству глубокую рану ущерба. Но всё же он выиграет в этой борьбе, и сильная, горячая, вечно прекрасная Жизнь придет к нему и одарит его своим справедливым, несравненным благом.
Проверив это удачей моего рождения, ничем не отличающегося от всех других рождений, я обратилась благодарной памятью к реальным людям и событиям, от которых оно так или иначе зависело.
Девичья фамилия моей бабушки по материнской линии — Стопани была привнесена в Россию итальянским шарманщиком, который положил начало роду, ставшему впоследствии совершенно русским, но всё же прочно, во многих поколениях, украшенному яркой чернотой волос и глубокой, выпуклой теменью глаз.
