Озноб | страница 21



а что с тобой имеем мы в виду?


Мы бабу лепим — только и всего.

О, это торжество и удивленье,

когда и высота и удлиненье

зависят от движенья твоего.


Ты говоришь: «Смотри, как я леплю».

Действительно, как хорошо мы лепим

и форму от бесформенности лечим!


Я говорю: «Смотри, как я люблю».

Снег уточняет все свои черты

и слушается нашего приказа.


И вдруг я замечаю, как прекрасно

лицо, что к снегу обращаешь ты.

Проходим мы по белому двору,

мимо прохожих, с выраженьем дерзким.


С лицом таким же пристальным и детским,

дай Бог любимому всегда играть в игру!

Поддайся его долгому труду,

о моего любимого работа!


Даруй ему удачливость ребенка,

рисующего домик и трубу.


V

Темнеет наше отдаленье,

нарушенное, позади.

Как щедро это одаренье

меня с тобой! Но погоди -


любимых так не привечают.

О нежности! перерасход!

Он все пределы превышает.

К чему он дальше приведет?


Так — жемчугами осыпают,

и не спасает нас навес,

так музыкою осеняют,

так — дождик падает с небес.


Так ты протягиваешь руки

навстречу моему лицу,

и в этом — запахи и звуки,

как будто вечером в лесу.


Так — головой в траву ложатся,

так — держат руки на груди

и в небо смотрят. Так — лишаются

любимого. Но погоди -


сентябрь ответит за растрату

и волею календаря

еще изведает расплату

за то, что крал у октября.


И мы причастны к этой краже.

Сентябрь, все кончено? Листы

уж падают? Но мы-то — краше,

но мы надежнее, чем ты.


Да, мы немалый шанс имеем

не проиграть. И говорю:

— Любимый, будь высокомерен

и холоден к календарю.


Наш праздник им не обозначен.

Вне расписания его

мы вместе празднуем и плачем

на гребне пира своего.


Все им предписанные будни

как воскресения летят,

и музыка играет в бубны,

и карты бубнами лежат.


Зато как Новый год был жалок.

Разлука, будни и беда

плясали там. Был воздух жарок,

а лед был груб. Но и тогда


там елки не было. Там было

иное дерево. Оно -

сияло и звалось рябина,

как в сентябре и быть должно.


VI

Сентябрь — чудак и выживать мастак.

Быть может, он не разминется с нами,

пока не будет так, не будет так,

что мы его покинем сами.


И станет он покинутый тобой,

и осень обнажит свои прорехи,

и мальчики и девочки гурьбой

появятся, чтоб собирать орехи.


Вот щелкают и потрошат кусты,

репейники приклеивают к платью

и говорят: — А что же плачешь ты? -

Что плачу я? Что плачу?


Наладится такая тишина,

как под водой, как под морской водою.

И надо жить. У жизни есть одна

привычка — жить, чтоб ни было с тобою.


Изображать счастливую чету,

и отдышаться в этой жизни мирной,

и преступить заветную черту

блаженной тупости. Но ты, мой милый,