— Здоровый такой кабан? С клешнями как у экскаватора?
— Во — во, он самый. Это оказался братец обиженной Отеллы.
— И что?
— И вот они проспались, да пришли разбираться. А нас здесь всего четверо включая тебя. Аспирант Кирюха, Андреевна и я еще. А они все пришли. С оружием. Даже этот оперный очкарик. Грозятся Моню убить нахер. Или поиметь хором и в тюрьму отвезти. Еще не решили, думают. Мони‑то нет. Он с Арни и Доцентом по сопкам где‑то шляется. Вот они его здесь и ждут. А пока что кухню Андреевне разорили, аспиранту вломили, да мне палец сломали. Больно, сука! Знаешь, думаю, никакие они не юристы, а обычные бандиты.
— Дела — а-а, — протянул Рогозин. — А стрелял кто?
— Геша. Он уже, кажется, бухой сюда пришел. В дугу нетрезвый. У него свои же винтовку отобрали и в жопу пинков напинали. Но, думаю, через час они все станут такими же как он. Злые очень на Моню, а водки в «фонде» Стальевича два ящика оказалось.
— И что же делать?
— Сиди здесь тихо, не отсвечивай. Ты ж больной? Вот и болей, паря. В туалет захочешь — в окошко конец высунь и отлей. Не вылезай, плохо там. Ладно, мне пора, как бы не вспомнили, что я слишком долго гуляю.
Виктор не успел ни о чем спросить — послышался шорох и по пронесшейся по стене тени стало понятно, что Юрик куда‑то ушел.
Рогозин какое‑то время сидел смирно, поджав ноги, отрешенно смотря в одну точку и гадая, чем лично для него может закончиться эта неприглядная история? Однако в голову ничего путнего не приходило, все заканчивалось на «вернется Савельев и все разрулит». Но чем больше проходило времени, тем больше Виктор сомневался в возможности такого исхода: голоса «рыбаков» становились все пьянее, громче, требовательней. Послышались женские крики — вроде как испуганно орала Андреевна. Снова кто‑то выстрелил. Громко смеялись, кого‑то подбадривали, слышалось исполняемое хором пьяное «давай — давай — давай!»
На всякий случай Рогозин оделся и сложил в рюкзак все, что посчитал полезным. Поискал везде, но так и не обнаружил свои кроссовки и поэтому обулся в подошедшие по размеру чужие ботинки, совсем не боясь какого‑нибудь грибка.
Сел на свою кровать и стал прислушиваться к происходящему снаружи.
Потом голос Юрика снова внезапно спросил:
— Эй, альпинист, ты здесь?
— Что там происходит? — кинулся Рогозин на звук к той же правой стенке палатки.
— Плохое. Ты мне не верил про Улу Тойона, а он уже здесь. Андреевну изнасиловали четверо, аспиранту руку сломали и, кажется, ребра. У него кровь изо рта хлещет. Я сам спрятался в лодке. Они пьяные, думать плохо выходит. Скоро, однако, пойдут палатки грабить. Я слышал.
