В следующий миг сильные руки выдернули стенающего беднягу из беды.
— Да что с тобой, Виктор? — участливо заглядывая в глаза, спросил Савельев. — Отравился? Что произошло?
Рядом с геологом стоял пес Атас, склонив голову набок и высунув длинный язык, а за спиной Кима Стальевича
У Рогозина не достало сил запираться, он раскололся сразу, сдав своего подельника:
— На алтарь ночью ходили с Юриком, — сквозь подвывание и мычание успевал говорить Рогозин, — там мох светился. Схистотега какая‑то. Луна это отражается. Жутко. Потом всю ночь не спал, ворочался.
— Мох курили?
— Что? Нет! Его еще сушить нужно. Я не курю вообще…
— Знаем мы вас, питерских. Все на грибах сидите, — заржал Борисов. — Псилабыцин, ага?
— Псилоцибин, Олег, — поправил его доктор наук Савельев.
— Я и говорю — псилабыцин, — «согласился» Олег.
— Что с ногой?
— Болит, — проскрипел Рогозин.
— Да вижу, что не цветет. Скинь ботинок и штанину заверни, — приказал Савельев.
Осмотрев ногу, потыкав пальцем в синяк на коленке, распорядился:
— Вроде бы ничего серьезного, но кто знает? Трещина запросто может быть. Завтра никуда не пойдешь. И от работы сегодня я тебя тоже отстраняю. Мне здесь только увечных не хватало. До окончания программы четыре дня. Даже если нужно будет лежать — сильно мне жизнь не осложнишь, мы и без тебя управимся. Однако на полную зарплату сильно не рассчитывай.
Савельев еще о чем‑то подумал и добавил:
— Сейчас пойди к Андреевне, пусть она тебе мазь какую на колено намажет. Олег, помоги пациенту. А ты, Атас, пригляди.
Жаль, что Андреевна не была врачом. Она даже не была фельдшером. И, наверное, опознать перелом смогла бы только по торчащей из кровавой раны кости. Всех ее умений хватило на: ощупать поврежденную ногу, повздыхать горестно, наложить тугую повязку, прочесть молитву (изрядно ее переврав), щедро отсыпать пилюль — витаминов и успокоительного, и, как венец медицинских умений — неловко воткнуть в икру Рогозину шприц с новокаином.
— Все, — заключила повариха, устраивая свой толстый зад на скамью перед аптечкой. — Если не перелом, то дня через два будешь ходить как миленький. А сейчас иди с глаз моих, мне еще суп на вашу орду варить! Съешь в палатке вот этих таблеток: красненьких две и вот эту беленькую и вот эту желтенькую. И поспи, обязательно поспи, сон… он лечит. Вечером посмотрим еще.
И Рогозин в сопровождении Борисова и собаки поковылял к палатке.
Если бы он в самом деле не вымотался за последние дни, не устал сверх всяких сил и Андреевна верно бы рассчитала дозу успокоительного, то к вечеру, глядишь, Виктор бы проснулся. Но Андреевна что‑то напутала, и сон оказался необыкновенно глубоким и продолжительным. Рогозин проспал семнадцать часов и проснулся только к полудню следующего дня. И то — не по своей воле. Он пробудился от криков и выстрелов.
