Легкокрылые птицы с янтарными глазами заскользили вокруг него, что-то неслышно крича, и тень высокого дерева с раскидистой кроной укрыла Вельха от жаркого, слепящего солнца. Искрящийся ручей простерся у его ног, и медленные капли воды одна за другой начали подниматься вверх, к его усталым рукам и лицу.
Время замедлилось, наполняясь зеленой тишиной, — медленно, издалека, словно пробуждаясь и пробуждая, к Вельху неторопливо пришло журчание воды, шелест листьев на ветру, клекот хороводом летящих птиц... Поднявшиеся капли упали на руки и лицо.
Холод обдал его, пронзил все тело до костей, сотрясая и пробуждая от усталости, изнеможения, тупого отчаяния, прошедших бессилия и боли.
Затем он открыл глаза.
Солнце клонилось к закату, тело мага лежало перед ним, распростертое, уже не изогнутое в напряжении, а, наоборот, вялое, как мешок. Меч приник к его руке, спокойный и едва заметно теплый.
Весь в крови, в пыли, но без единого ожога, царапины или шрама, вместо боли напоенный лишь животворящей силой, Гленран подошел к Фрабару и склонился над ним.
Тот редко, судорожно и тяжело дышал.
Жалость не всколыхнулась в Гленране, на нее не было ни времени, ни места. Осторожно разомкнув бессильную, багровую пузырями лопнувшей кожи ладонь, он вложил в нее рукоять меча, сам крепко держась за деревянное лезвие и снова закрывая глаза.
Все силы, заключенные в своем мощном, тренированном и от природы выносливом теле, теперь полностью восстановленные с помощью меча, всю волю, воспитанную годами службы и непрерывного самостоятельного труда, все более оттачивающего воинское мастерство, Вельх вложил в один властный, краткий приказ: «Излечи его!»
Не раздумывая, он сказал это вслух, потому что желание было очень сильно; краткая дрожь коснулась напряженных мускулов живота, рук и плеч, кисти дрогнули от сдержанного физического усилия, которым Гленран стремился подтолкнуть воздействие меча.
И Боевое дерево послушно ожило.
Окружившись невидимым, но хорошо ощущаемым полем, покалывающим кожу рук и разрастающимся во все стороны, Меч неслышно, но осязаемо запел.
Песнь его, далекая и непонятная, напоминающая вой ветра в скалах и одновременно шелест листвы, слабым дуновением прошлась вокруг двоих людей, всколыхнув Вельховы волосы и легко качнув его самого.
Безжизненная рука Фрабара внезапно сжалась, рот его еще шире раскрылся, из горла донеслось сухое надрывное клокотание-стон; затем, словно у новорожденного, пытающегося сделать первых вздох, у Фрабара появилась возможность вздохнуть, — и вместе со вздохом он громко, мучительно и яростно закричал.
