А сейчас, на краткое время, они остались одни, вчетвером — просто стояли и смотрели друг на друга.
И только теперь Элейни ощутила те последствия, которыми наполнила мир пронесшаяся и ушедшая на юг холодная призрачная Волна.
Мир вокруг изменился. Тьма, разорванная светом месяца, казалась более зловещей, чем раньше; безжизненные просторы вверху, еще пару часов назад мерцающие десятками, сотнями едва различимых звезд, теперь были затянуты клочьями рваного полотна тонких, черно-серых облаков.
Девочка оглянулась на север, откуда на мир надвигалась беда и закрыла глаза, потому что хотела увидеть дальше, сквозь сошедшиеся гребнями холмы...
Там, за корой земли, пронизанной корнями растений, слоями песчаника, глины, камня, за телом зеленой гряды, над безлюдными и странно безжизненными просторами степей и полей, царила Ночь; темнота сгущалась, вязко клокотала, медленно изливаясь из темных, недоступных прямому взгляду лесных недр и черненых небес над Хельтаваром, — холод и темнота...
Элейни вздрогнула. Страх пробрался в нее, проснулся в ней, заворочался, как маленький, безглазый зверек, хрипловато, жутковато ворча, цепляясь лапками за быстро бьющееся сердце; не желая испытывать его, девочка тем не менее никак не могла преодолеть себя: ей казалось, что она должна посмотреть дальше, глубже — туда, где ворочается странная, навевающая дрожь одушевленная Тьма... Откуда, быть может, пришла стремительная, пронизывающая все ее существо, все пласты окружающего мира, ледяная Волна.
И она посмотрела.
...Там было холодно и темно. Никто и ничто не отвечало ей — застывшей, трепетно-внимательной, пугливой. Темные кроны деревьев, мертвых и полуживых, живых и начинающих гибнуть, мощных, тонких, молодых и старых, стены стволов, моря кустарников, шелестящий океан листьев и трав, — все они молчали. Ветер запутался в паутине темноты и опал, бессильный, схваченный в плен вместе с жизнью северного великана, погруженного во мрак.
Что-то осквернило Хельтавар. Элейни отчетливо понимала это; могущество Отца Лесов было подорвано. Не он сам теперь правил своими подданными. Он медленно, грузно и неотвратимо погружался во мрак, и жизнь, ранее ровным пламенем гудевшая в нем, наполнявшая его, теперь слабыми, разрозненными искрами, ночными огоньками бродила в потаенных, никогда не виданных человечеством недрах.
Он был словно усыплен, отравлен или уже почти мертв; Отец Лесов не видел человека, с ужасом и жалостью взирающего на него...
