Выпить хотелось зверски, и не просто выпить, а напиться до умопомрачения, но пить он тоже боялся, зная, как легко у него развязывается язык от вина, и опасаясь не удержаться и сболтнуть лишнее.
Поэтому он просто сидел и смотрел на кувшин. А перед его глазами стоял усмехающийся мистралиец и говорил: «Только ты постарайся, как в прошлый раз, напасть сзади и без предупреждения».
И Элмару тоже почему-то было больно.
В королевском кабинете сидел, зажав в зубах погасшую трубку, его величество Шеллар III, который пытался перед отъездом хоть немного привести в порядок дела, основательно подзапущенные за последние дни. Однако, как ни старался он вникнуть в смысл лежавшего перед ними рапорта от Флавиуса, смысл этот каким-то образом ускользал от его понимания. Возможно, просто потому, что он только что пришел с официального приема, где слегка выпил. А может быть потому, что вместо изучаемого документа перед его взором стояла наглая ухмыляющаяся физиономия и ехидно вопрошала: «А королям подобает ныть?»
И королю тоже было больно.
В лаборатории мэтра Истрана у большого зеркала выбивался из сил принц Мафей, пытаясь нащупать хоть небольшой просвет в сплошной черноте, окружавшей дворец. Почему-то проклятое зеркало у него работало только в пределах дворца и с настройкой на помещение, хотя он своими глазами видел, как мэтр делает это на любом расстоянии и с настройкой на конкретного человека, значит, это возможно, просто у него почему-то не получается. Он видел, как это делается, и даже понял принцип, но практически ничего не мог сделать, хоть сядь да плачь. И Мафей сидел и плакал, и все равно снова и снова пытался нащупать ту нематериальную нить, которая, как он видел, должна связывать мага с объектом его поиска. Пытался, и не мог. Может быть, потому, что всякий раз, когда он наблюдал за действиями наставника, тот искал либо ученика, либо воспитанника, и нить у него была ровная, широкая и белая. А у Мафея получалась синяя, тонкая, и обрывалась, едва достигнув непробиваемой черноты за стенами дворца. И невозможно было понять, что это значит. То ли, что ученик мага просто замахнулся на что-то недоступное ему по уровню, то ли, что у него нет достаточной связи с объектом поиска, то ли, что этого объекта и в самом деле нет в живых.
И думать об этом было больно.
В спальне Эльвиры, уткнувшись лицом в плечо хозяйки, тихо плакал принц Орландо, он же товарищ Пассионарио, он же и так далее. Он так и не решился до сих пор показаться на базе, так ему было стыдно появиться на глаза Амарго. А еще ему было больно. Как и всем. И может, даже больнее, потому что, как говорят, эльфы чувствительнее, чем люди. И, как и у всех, у него тоже все время стоял перед глазами Кантор. Только не такой, как сейчас, а прежний, знаменитый маэстро, его наставник. Он яростно кричал что-то о презренных плагиаторах и с размаху опускал на спину нерадивого ученика подставку от пюпитра. Но по сравнению со всем остальным это как раз было совсем не больно.
