Никаких больших событий и потрясений не было в жизни Канта. Одинокий, замкнутый, он никогда не выезжал за пределы своего родного Кенигсберга и его окрестностей. С поразительным трудолюбием преподавал он в университете философские науки и многочисленные математические и физические дисциплины. Чтобы совмещать преподавательскую деятельность с научными трудами, он довел распорядок своей жизни до точности часового механизма. Рассказывают, что жители Кенигсберга проверяли свои часы по ежедневным выходам Канта из дому на прогулку.
Педантичный, сухой человек, кабинетный ученый до мозга костей, он был в числе культурных деятелей Германии, сочувственно встретивших события 1789 года во Франции. Но революционные идеи приобретают в его философских построениях крайне абстрактный, формальный характер.
Изложенная темным языком философия Канта распространялась в Германии главным образом через его популяризаторов.
В эпиграмме «Кант и его толкователи» Шиллер осмеивает этих философов «из вторых рук», нередко терявших новаторское в учении Канта.
Множество нищих богач всегда прокормить в состоянье.
Стройку задумает царь — плотник работу найдет.
В истории немецкой философии XVIII столетия воззрения Канта были шагом вперед.
Что предшествовало им? Едва ли не самым популярным было метафизическое, проникнутое ненавистью к материализму учение непомерно прославленного Христиана Вольфа, лекции которого в Марбургском университете слушал русский гений Ломоносов. Согласно Вольфу во всем мире господствует «предустановленная гармония», целесообразность всех вещей для человека. Он глубокомысленно рассуждает в книге «Разумные мысли о целях естественных вещей», что звезды созданы богом для того, чтобы путешественники могли по ним находить путь, звери — чтобы доставлять человеку меха, а леса — для того, чтобы из них делали машины. В «Диалектике природы» Энгельс вскрывает пошлость этой «плоской вольфовской телеологии», согласно которой «кошки были созданы для того, чтобы пожирать мышей, мыши, чтобы быть пожираемыми кошками, а вся природа, чтобы доказывать мудрость творца» [11].
Не желая замечать социального зла, Вольф утверждает, что «все к лучшему в этом лучшем из миров», оправдывая тупоумные пруссаческие порядки, трусливость немецкого бюргерства.
Еще гениальный современник Вольфа французский просветитель Вольтер осмеял этот вымученный, фальшивый оптимизм. В своем романе «Кандид» он изображает некоего философа Панглоса, который, попадая в самые страшные жизненные переделки, продолжает тупо твердить, что «все идет к лучшему», В отличие от вольфовской философия Канта была критической, проникнутой ощущением резкого несоответствия того, что есть, тому, что должно быть.
