Болезнь застала Шиллера в Эрфурте, где его назначают членом Академии наук. «Меня удостоили званием члена Курмайнцской академии полезных наук. Полезных! Вон куда я хватил!» — весело сообщает он Кернеру.
Чуть оправившись, он возвращается в Иену и возобновляет чтение лекций. Но уже через несколько дней новый страшный приступ валит его с ног. Шиллер между жизнью и смертью…
Немногое знали в те времена врачи о легочной чахотке. Симптомы болезни, известные им, мало чем отличались от описанных еще Гиппократом в V веке до нашей эры. До открытия возбудителя туберкулеза, палочки Коха, оставалось почти столетие.
Спокойные строки из письма Шиллера к Кернеру, где он, врач и больной в одном лице, рассказывает о своей «катаральной лихорадке» — так определили его болезнь врачи, — читаются сегодня как трагический документ.
«Сильное кровопускание, пиявки, дважды шпанские мушки на грудь» — эти примитивные средства не могли, конечно, победить жар, «мучительное давление в груди», остановить кровохарканье. Поэту нужны были прежде всего сносные условия существования, средства для жизни; вместо них Карл Август присылает ему полдюжины мадеры «для подкрепления сил».
Сквозь бред видит Шиллер перепуганные лица Лотты и Каролины, с трудом узнает друзей. От постели больного в течение нескольких недель не отходят его студенты. «Они спорили о том, кому дежурить при мне, и некоторые дежурили по три раза в педелю… Любовной заботе обо мне и стараниям дорогих моих друзей развлечь меня я главным образом обязан своим выздоровлением…»
Но выздоровление поэта было далеко не полным. Вся его дальнейшая жизнь — непрестанная борьба воли с наступающей болезнью. Иногда удается Шиллеру отвоевать у нее несколько месяцев для творчества, иногда — только считанные часы в день, вернее — в ночь, когда он обычно работал.
«С моим здоровьем все по-прежнему, не лучше и не хуже… Неустанные труды примиряют меня с печальным существованием, на которое обрекает меня моя немощная плоть», — пишет Шиллер зимой 1793 года философу Фишениху.
А между тем уже первые недели вынужденного безделья опустошили его тощий кошелек, в то время как восстановление здоровья требовало все новых расходов. Шиллер страдает от отсутствия самых необходимых вещей — раньше он обходился без них, теперь это становится трудней. «Мой врач весьма настаивает, чтобы эту зиму я совсем не выходил без шубы, а у меня ее еще нет, — пишет он своему издателю Гешену 11 февраля 1791 года. — Я предоставляю Вам свободу, если Вы найдете что-нибудь хорошее, сообразоваться с вашим вкусом, лишь бы мех не обошелся мне намного дороже пяти луидоров».
