Гензель хрипло смеется.
— У меня... нет сотрясения, — слегка сощурившись, он сжимает мою руку еще сильней. — Я просто чертовски пьян.
Увлекая меня за собой, он движется к паре металлических дверей, над которыми светится табличка «ВЫХОД». Он не оглядывается на меня, все также крепко сжимая мою руку. Переместившись слегка вперед, я удерживаю перед ним дверь открытой, и когда мы оказываемся в коридоре под трибунами, он поворачивается в мою сторону и пристально смотрит на меня.
Его взгляд наполнен замешательством, как будто он не уверен, что перед ним я.
— Привет, — шепчу я одними губами.
— Леа? — он едва дышит.
— Да, — слезы переполняют мои глаза настолько, что его лицо расплывается.
Он оборачивает руки вокруг меня, тяжело опираясь на меня.
— Леа, — обнимая, он прижимает мою голову к себе. — Откуда ты пришла, Леа? — его голос надламывается в конце фразы, то ли потому, что он пьян, то ли потому, что он эмоционален, или и то и другое вместе.
— Я здесь, в Вегасе, из-за свадьбы своей сестры, — я слышу себя, словно со стороны.
Он глубоко вбирает воздух. Выдыхает. Я не вижу его лица, потому что он зарылся носом в мои волосы.
— Ты пахнешь... как ты, — шепчет он.
Я кладу руку ему на затылок, поглаживая влажные волосы. Я тоже дышу им, от чего мое сердце ускоряет бег.
— Ты пахнешь как ты, — говорю в ответ. Мы долгое время не двигаемся. Слезы все еще текут по моему лицу, пока я обнимаю его жаркое, сильное тело. Я скучала по нему с понедельника. Но понедельник был другим. Он не называл меня по имени. Я люблю слушать, как он произносит мое имя.
Одной рукой я крепко придерживаю его за спину, потому что он дрожит.
— Эй? — его имя застыло на моих губах, я не знаю, как он хочет, чтобы его называли. Может быть, имя «Гензель» беспокоит его, так что я избегаю его. — Ты в порядке? — он тяжело опирается на меня, а его дыхание слишком учащенное.
— Эй... — я мягко оттягиваю его голову за волосы и встречаюсь лицом к лицу с его диким взглядом. — Эй, — я касаюсь его щек, беря их в колыбель ладоней. Он весь в крови, в синяках и ссадинах. Злой. Я успела позабыть, что его глаз заплыл, но сейчас, глядя на него, я понимаю, насколько сильно он избит.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я. Я поддерживаю его, удерживая на ногах.
Чувствую шрам на его руке, под моими пальцами. Я помню, как он рассказывал мне о своем появлении у Матери. Он перерезал свое запястье, а когда отключился, одурманенный наркотиками, его приемная семья отдала его ей.
