Легче описать пути облаков или саранчи, чем проследить следы их нашествия. Таинственность, присущая этому странному народу, обволакивает его вечные странствия. Ветер стирает следы их ног. Там, где было сто, их уже тысяча. Они плодятся с невероятной быстротой, как насекомые. Испания проснулась однажды, покрытая этими гнидами, как «Вшивый» ее Мурильо. Они отправили целую армию в Англию, и она переплыла через море, невидимая, как те колонии крыс, которых привозит в своих трюмах корабль, пришедший из-за тысяч морских миль. Прежде чем он поднял якорь, страна уже заполонена ими. Пассажиры ничего не видели и ничего не слышали, кроме глухого шороха на дне трюма.
Такими они были, такими они и остаются. Ни одна из черт их первоначального типа не стерлась, и на просеках Шотландии, и под кактусами Андалузии вы найдете тех же самых смуглых людей с горбатыми носами, с желтыми белками, с волосами жесткими, как конский хвост, которые пугали старых летописцев. Калло подпишет «с подлинным верно» под пышными лохмотьями, в которые они драпируются; он узнает их комические кибитки, нагруженные кастрюльками и цимбалами, мишурой и живностью, мегерами и красивыми девушками, с важностью сопровождаемые смешно выряженными бродягами и детьми с горшками на голове. Это все один и тот же народ (блуждающий без очага и пристанища, без законов, без религии, рассеянный по всем тропинкам мира, по которым они ведут свои черные караваны), всюду тождественный самому себе. Он сохранил свою мечтательную леность, себялюбивую независимость, неведение добра и зла, упорный мятеж против законов работы и принуждения.
Безнравственный и поэтический, как природа, он требует от тех цивилизаций, между которыми проходит, лишь права убежища в их обширном храме. Другим — города, охраняемые полицией, крепкие дома, зиждительный очаг, прикрепляющая к земле нива, безопасное существование, умственные труды. Цыганам — густые леса, каменистые сиерры, своды разрушенных мостов, шатры, каждое утро сворачивающиеся вокруг страннического посоха, отвратительный котелок, в котором варятся, за неимением другой добычи, еж и крот. Им распущенность и случайности инстинктивной жизни, повинующейся лишь побуждениям плоти и влияниям луны.
Их кражи напоминают хищения диких зверей. Они крадут изо дня в день без всякой мысли о будущем и о запасах. Они завладели правом волка над табунами, правом коршуна над птичьим двором, правом змеи над скотом, который они отравляют ядами, вынесенными из джунглей, чтобы на следующий день идти выпрашивать трупы. Из всех видов работы цыган занимается только пародиями: водит медведей, стрижет мулов, предсказывает судьбу; и этой игрушечной монетой оплачивает свое пропитание. Он находит то же удовольствие в хитростях и наведении барышничества.
