— Но…
— Уж поверьте… И если они что-то знают и видели, я выужу из них всю информацию… До донышка.
В душе Вьюна боролись две выгоды. Одна от продажи цветов.
Уже третий раз они с Сивым забирали с чердака отличный, свежий букет и тут же толкали его у метро… Поскольку просили в два раза дешевле, чем такие же стоили у лотошников.
Вторая: рассказать даме про чердак и получить за эту информацию причитающиеся дивиденды. Не слишком напрягая извилины, Вьюн соображал: узнай про чердак другие — Тот, кто носит туда цветы, носить их уже не будет. Труп заберут, может, заберут и Этого…
Вьюна передернуло от страха. Они с Сивым не видели, кто открывает дверь чердака, хоть и хотели проследить… Просто хотели Его увидеть из жадного любопытства и тяги к жути… Не хватило терпения… Да и если бы они ошивались у дома — уж очень бросались бы в глаза. Жильцы решат: что эти вонючие тут ошиваются? Звякнут от нечего делать в ментовку: мол, ну, наладьте нам правила гигиены общежития в городе… заберите этих бродяг!
Да, Вьюн не видел этого невидимого дарителя цветов трупу.
Но…
Вдруг Вьюн впервые поежился: а не может ли так получиться, что этот невидимый сам увидит их?
Нет, что-то подсказывало его слабому алкогольному мозгу, что походы на чердак становятся опасными. И он твердо решил рассказать все девушке. Склонился ко второй выгоде: эти деньги за информацию были бы вернее и безопаснее.
Он шел за ними, как охотник. Так у Фенимора Купера крадутся следопыты, держась с подветренной стороны, чтобы не спугнуть добычу… Ну, тут этого не требовалось… Он брезгливо усмехнулся… Эти сами кого угодно могли спугнуть своим запахом…
Он проследил пару до самого их убежища — двухэтажного деревянного дома… Это был район бывшей Кунцевской слободы, и здесь еще встречались время от времени дома прежней двухэтажной Москвы… Деревянные, бревенчатые. Вот такой дом стоял сейчас перед ним: выселенный, опустевший… Было уже поздно, темно… Фонарь возле дома не горел.
Он довольно долго бродил за ними по городу. Начиная с того момента, как засек их выходящими с его чердака… Точнее из ее, Виолетты, дома…
Он ожидал их у вонючих пивных ларьков, где они околачивались в ожидании подачек… Глоток пива, который из жалости могли плеснуть им в обрезок пластиковой бутылки, или опивки, оставленные на дне кружки… Где земля была липкой от пролитого пива, плевков и мочи… Такая, что он брезговал даже прикоснуться к ней подошвами своих отличных, дорогих ботинок. Он обожал новую обувь, хорошую обувь…
