А потом… ведь меня качало от жары, как пьяную, — я слегка прислонилась к нему плечом, и лицо мое расслабленное само повернулось к его лицу. И я опустила глаза на его розовый рот — и там блеснули те самые, влажные, здоровые, чужие зубы! Это не Саша!!
Я стала пинаться. Мы закричали и начали драться снова. Этот, кто бы он ни был, не смел передразнивать Сашу! Я царапала ему морду и кричала, что он сволочь, сволочь, что Саша мертв и земля засыпала его разбитое лицо! Навеки! Понимаешь ли ты, сука, навеки! Это больше, чем наклон неба сегодняшней черной ночью! Это больше, чем звезды до самой земли! Это больше любого лета! Вот что такое навеки!
Нельзя ведь! Это бездушие, циничное, скотское бездушие — перенимать милое лицо того, кто послушно лежит под землей в непостижимом сраме гниения! Да еще и украсить здоровыми зубами! Он и с черными был прекрасней всех! От собственного бессилия я заплакала. Я не хотела его видеть, не хотела, и я закрылась руками и забилась в угол. Но мелькнула…. мелькнула смутная месть негодяю… Я посмотрела на него сквозь пальцы. Он терпеливо ждал… Тогда я убрала руки и улыбнулась ему. Как будто он Саша. Он тут же метнулся ко мне, вскрикнул и даже засмеялся от радости! И тут-то я и плюнула метко белым, злым плевком в его белые, здоровые зубы! И попала! Два его серых глаза… но мне неинтересно было ждать, когда он расплачется, потому что я прыгнула на него и вцепилась ему в глотку зубами. Захрипев от боли, он отодрал меня от себя, я выплюнула соленый, красный плевок и потянулась снова — перегрызть ему глотку, чтоб он сам узнал, каково это — быть засыпанным землей! Я щерилась и клацала зубами, но тут он отбросил меня от себя с такой силой, что я больно ударилась о стену и в полуобмороке оползла по ней на пол. Я смутно почувствовала, что пол прохладный, и это было хорошо.
А он затрясся, как припадочный, оскалился до десен, стал рычать и подходить ко мне мягко, вкрадчиво, хищновато так, без малейшего проблеска пощады. Но глаза-то у него были серые! Серые были! Но их заливала чернота взбешенного зрачка. И с этой чернотой и со всем своим бешенством он навис надо мной и протянул ко мне руки с раскрытыми ладонями, мол, лучше сама дай руки, а то схвачу больно… Я и протянула к нему руки, будто он с пола хочет меня поднять. Но он вздернул меня, не жалея, и с дикой силой бросил меня через всю комнату прямо в зияющее окно. Я чудом не вылетела. Я удержалась тем, что бешено ударилась животом о ребро подоконника. По ногам у меня тут же потекла кровь, а в глазах засияло сильнее заоконных звезд. Впрочем, может, это они и сияли, потому что по пояс я все же свесилась из окна. Я решила ничего сама не делать, буду так висеть, и все, но новый, такой сильный испуг постиг меня!
