— Ну и чего вы орете? — загудела она красивым контральто.
— Маринка! — крикнул Толян, вспыхнув влюбленно. — Мы тут с Лешкой спорим! Это наше, мужское! Тебе не понять!
— Тц, — цыкнула Маринка, и Толян толкнул Леху в бок — мол, гляди, какая…
В руках у Маринки дымилась глубокая миска.
— Кормить, кормить будут нас? — запрыгал Толян на диване, забил в ладоши.
— Не играй, не играй, Толик! — укорила певуче Маринка, поставила миску на стол.
Миска была полна дымящихся черных скользких на вид грибов. Поймав взгляд Лехи, Маринка пояснила:
— Летом собирали, Толян помогал.
— Валуи! Валуи! — подтвердил возбужденный Толян. — В деревнях, в придорожье, в рощицах. В лесу валуи, валуи!
— Где? Где?! — почему-то загорелся Леха.
— В Погребищах! Самые лучшие в Погребищах! Там места — закачаешься! Сам убедишься.
— Прям уж, там змеи, я страшно боюсь, — дернула плечом Маринка.
— Ну змеи, ну прям уж там змеи! — обиделся Толян. — Ужики — молоко пьют. А змеи, те на болоте, мы же туда не лезем. Местные тропы знают — там клюквы завались, но мы не лезем. У них тропы — качаются. Ну, прогинаются вниз, в бездну. Приедешь, увидишь.
— Ешьте, — сказала Марина.
Трое взяли вилки, стали тыкать в грибы. Грибы ускользали.
— А я тебя не знаю, — сказала Марина Лехе.
Тот испугался. Испугало ее контральто. Как поет оно внутри женщины.
— Мы-ы да-авно не виделись с То-оликом, — потянул он.
— Ты че! — Толян аж подпрыгнул. — Это ж Леха-заика. Я ж тебе рассказывал!
— А! — кивнула Марина. — Ты врач.
— Ме-е-е… — проблеял он, совсем теряясь. — Ме-ед-брат я. Ух! — и засмеялся.
— Он во такой мужик! Маринка, честно! Он друг!
— Не прыгай, — устало прогудела Маринка и, подумав, подвинула миску к Алеше.
— Ешь.
— Все?! — он изумился.
— У нас — бочка. Ты кушай.
Он пронзил гриб, сунул его в рот. Обжегшись, разжевал, валуй был хрустящий и вкусный, с душком укропа, потерянного лета.
— Ты как догадался, что мы тут сидим? — спросила Марина, внимательно проследив, как он жует.
Он вновь поразился.
— Я ни о чем не догадываюсь.
— А мы собрались посидеть, попраздновать, — кивнула она. — Только собрались, ты тут как тут.
— Я случайно, — сказал он. — По пути.
Она кивнула, не веря.
— Да как бы я догадался, — стал он доказывать. — Я сто лет вас не видел, и я вспомнил-то в тот миг… — и осекся.
В тот миг, когда он вылез из «Ямы», скуля, как дворняжка, подбитая в брюхо, слава богу, тьма была кругом. Можно было поверить, что ничего не случилось только что — пониже земли, под землей, в зале, слабо освещенном, сыром, глубоком, где столы липкие, холодные, где люди расслабленные, — чтобы думалось, все тут настоящее, но он оттуда вылез, из той ямы, оставив внизу за собой горестный вздох прощальный.
