– Хотя в действительности, – вскричала его сестра, – его следует применять лишь к тебе и без всякой притом похвалы. Ты более замечателен, нежели рассудителен. Ну, госпожа Морлэнд, пускай размышляет о наших прегрешеньях против великого искусства стиля, а мы станем хвалить «Удольфские тайны» теми словами, кои сочтем наилучшими. Весьма интересный роман. Вы любите подобное чтенье?
– Говоря правду, я не слишком склонна к любому другому.
– В самом деле?
– Ну, я могу читать стихи и пьесы и прочие подобные книжки; мне довольно приятны путевые заметки. Но история, настоящая серьезная история – сие никак меня не интересует. А вас?
– Да, я люблю историю.
– Я бы рада тоже полюбить. Я немножко читала, потому что было надо, но все, что читаю, меня злит либо изнуряет. Что ни страница, склоки Пап и королей, войны или мор; мужчины сплошь никчемны, а женщин и вовсе нет – это очень утомительно; и все же я часто думаю, сколь странно, что сие так скучно, ибо по большей части наверняка сочинено. Речи, что вложены в уста героев, их мысли и планы – почти все сие наверняка сочинено, а в других книгах сочинительство меня восторгает.
– Значит, вы думаете, – сказала юная г-жа Тилни, – что в своих полетах фантазии историки несчастливы. Они являют воображенье, не вызывая интереса. Я люблю историю – и охотно соглашаюсь поглощать вымысел вместе с правдою. В отношеньи основных фактов авторы располагают источниками в прежних историях и хрониках, кои, мне представляется, правдивы, насколько может быть правдиво все, что не является наблюденьями очевидца; а что до приукрашиваний, о коих вы говорите, то сие приукрашиванья, и их я люблю как таковые. Если речь написана удачно, я прочту ее с удовольствием, кто бы ее ни написал, – и, возможно, с бо́льшим удовольствием, если она творенье господина Юма или господина Робертсона[30], нежели если сие подлинные слова Каратака, Агриколы или Альфреда Великого[31].
– Вы любите историю! Господин Аллен тоже, а равно мой отец; и два моих брата не питают к ней неприязни. Столько примеров в столь узком кругу моих друзей – просто удивительно! В таком случае я не стану более жалеть тех, кто пишет исторические труды. Если людям нравится читать их книги, значит, все хорошо; но какая была бы маета – заполнять толстые тома, в кои, как я прежде полагала, никто не согласится заглянуть по доброй воле, трудиться лишь ради мучений маленьких мальчиков и девочек, – сие мне всегда представлялось удручающей судьбою; и хотя я знаю, что все это очень хорошо и необходимо, я часто удивлялась, какой отвагой до́лжно обладать, дабы делать сие нарочно.
