А через полчаса она вдруг вошла в сени, отряхнула веничком снег с валенок и поставила волшебную палочку в угол. И это волшебство тоже кончилось, и бабушка никуда уже не исчезала весь вечер. Но зато пять сверкающих стальных палочек гоняли по всей комнате клубок пестрой шерсти, а он снова подкатывался под бабушкино кресло и всё таял и таял — и вдруг вильнул хвостиком, и клубка не стало, а у бабушки на коленях лежали варежки для девочки.
Волшебные палочки водились по всему дому — на всех полках, во всех коробках, шкатулках, ящичках, во всех углах и на всех гвоздиках. Правда, нельзя было узнать, волшебная это палочка или простая, пока бабушка не брала ее в руки. И тогда палочка обязательно оказывалась волшебной.
Один раз девочка сама решила поволшебничать. Когда бабушка вышла из кухни, она схватила волшебные кухонные палочки. Но тестяная ударила ее по лбу и запачкала тестом, а суповая упала в миску с оладьями, и миска разлетелась на мелкие куски. А потом девочка с утренней палочкой в руках облазила всю комнату, искала норку солнечного зайчика, но ничего не нашла и только сломала два перышка на султанчике.
Тогда она поняла, что хотя палочки и волшебные, но есть, видно, у бабушки еще другое волшебство, поважней, и в нем весь секрет. И очень скоро она сообразила, что это волшебство прячется в печке.
Это было нетрудно сообразить, потому что бабушка всё позволяла ей трогать, кроме печки: пожалуйста, лазай сколько хочешь по всем коробочкам, шкатулкам и ящичкам, шарь на полках и под столом, только не подходи к печке.
Девочка и не подходила к печке, но постаралась хоть издали в нее заглянуть. Когда бабушка открыла печную дверцу, чтобы подложить дров, девочка заглянула через бабушкино плечо. В лицо ей дохнуло жаром, и вдруг она увидела: в печке сидела волшебная птица!
Только одно мгновение видела ее девочка, но она заметила золотые искры, венком взлетающие над тонкой головкой, и дымчатый прозрачный хохолок, струящийся ввысь, и голубые легкие перья на спинке, и ярко-желтые завитки широких крыльев, и мелкие блестящие красные перышки на грудке. И от этой сверкающей, взлетающей, бьющейся в тесной печи птицы исходил такой ослепляющий жар, что девочка зажмурилась, а бабушка вскочила, захлопнула дверцу и проворчала:
— Сколько раз тебе говорить!
Немного погодя бабушке зачем-то понадобилось уйти. Она крикнула:
— Последи, внученька, за кастрюльками! — и исчезла.
Было очень тихо. Суп булькал в горшке. Оладьи ворковали на сковородке. Печная дверца была закрыта, но за ней что-то чуть слышно потрескивало.
