Не выпуская из левой руки Костину ногу, я правой нащупал сачок. И вот под самыми мостками мелькнуло в воде темное узкое тело, потом оно изогнулось, выскочило из воды и, сверкнув, как сабля, снова шлепнулось в воду…
— Щука! — прошептал Костя.
— Форель! — поправил я Костю, подводя сачок под его леску.
Это была не щука и не форель. Это была лососка! Она оказалась не такой уж большой, килограмма на полтора весом, и прямо удивительно, откуда в ней была такая сила!..
Что бы сделал на нашем месте Борис Петрович Кукушкин? Борис Петрович снял бы рыбу с крючка, бросил в ведерко, наживил бы крючок заново и опять закинул бы удочку. Мы поступили иначе. Мы с полчаса обсуждали происшествие и переживали нашу удачу. Мы измеряли лососку в длину и в ширину, прикидывали ее на руке, бросали в ведро и вынимали снова. Мы не захотели испытывать судьбу, смотали удочки и вылезли на берег. Тут мы долго решали — как поступить дальше? У нас был уговор, что первую же настоящую рыбину мы изжарим на берегу, по известному нам способу. Но, с другой стороны, очень уж хотелось пройти с ней мимо избушки Бориса Петровича. Пройти медленно, вразвалочку, не обращая внимания ни на лососку, ни на Кукушкина и разговаривая о чем-нибудь постороннем…
В конце концов, мы решили совместить и то и другое. Сначала мы изжарим рыбу, но есть на берегу не будем, а понесем в зажаренном виде домой.
Костя натаскал хворосту, а я выпотрошил рыбу и ножом выкопал в земле неглубокую ямку. Потом мы обмазали лососку глиной, так что она стала похожа на глиняную вазу, и положили в эту ямку. Ямку засыпали землей, а сверху развели костер. Рыба, приготовленная по такому способу, жарится в собственном соку, — не пропадает ни одна капля ее драгоценного жира.
Костер весело трещит, мы то и дело подбрасываем в него сухие хворостинки, я сижу на пне, а Костя на каком-то бугорке.
Вдруг он начинает ерзать, потом вскакивает и, приплясывая, стряхивает с себя что-то невидимое. При этом он ойкает и повизгивает. Я с интересом слежу за телодвижениями своего друга.
— Что с тобой, Костя?
— Муравьи!.. Надо же мне было сесть прямо на муравейник!.. Не нашел другого места!..
— Я тоже был однажды в подобном положении. Это случилось зимой сорок второго года…
— Ну, зимой-то не страшно сесть на муравейник, зимой он под снегом.
— Я сел не на муравейник. Я устроился отдыхать в другом месте, еще менее подходящем для отдыха. Шел я ночью в батальон капитана Грачева, и всю дорогу связной, присланный из батальона, мне внушал:
