На русский язык переводится впервые.
«Горящий храм». Написано в марте 1918 года. Как и в стихотворении «Разрушение Иерусалима вавилонскими ордами», картина разгрома Первого Храма — главной святыни еврейского народа, возведенной иудейским царем Соломоном (970–930 до Р.Х.) на горе Мориа в Иерусалиме, — корреспондировалась поэтом с суровой реальностью современной войны.
В письме мисс Сетон 8 марта 1918 года Розенберг писал: «Сейчас не очень холодно, но я страшусь мокрой погоды, которая держится в отдалении, пока мы не в окопах, и, я боюсь, приберегает себя для нас. Мы станем, как мумии — будем выглядеть теплыми и будто живыми, но тронь — и мы рассыплемся на частички. Посылал ли я Вам маленькое стихотворение “The Burning of the Temple”? Я думал, оно слабое или, скорее, трудное для понимания, но Г. Боттомли полагает, что оно прекрасно. Было ли оно понятно Вам?»
На русский язык переводится впервые.
«На войне». Написано в 1917 году. Младший брат поэта — Давид Розенберг был участником первой мировой войны, служил в танковых войсках. В 1917 году состоялась встреча братьев на фронте, о чем свидетельствует сохранившаяся фотография.
На русский язык переводится впервые.
«Весна, 1916». Написано весной 1916 года. В письме к Сиднею Шиффу поэт сообщал: «Я написал два маленьких стихотворения [ «Spring 1916» и «Marching (As Seen from the Left File)»] с тех пор, как я поступил на службу, и считаю, что они — мои самые сильные произведения. Я послал их в одну или две газеты, так как это военные стихотворения и актуальные, но, как я и ожидал, они были отосланы обратно. Я боюсь, мой читатель еще не родился. Естественно, в результате я только становлюсь очень самодовольным, и думаю, что эти стихотворения лучше, чем чьи-либо еще. Дайте мне знать, что Вы думаете о них, так как здесь мне некому их показать».
На русский язык переводится впервые.
«Возвращаясь, мы слышим жаворонков». Написано весной — летом 1917 года. В стихотворении описывается эпизод военных будней: возвращение ночного патруля в военный лагерь — ситуация, которая спустя год станет для Розенберга трагической. По замечанию исследователей, здесь поэт стремился к ясности, понятности, но жестокая осведомленность обо всех возможностях, предложенных опытом, остается управляющей силой стихотворения. В июле 1917 года он написал в письме Эдварду Маршу: «Я, как и ты, думаю, что поэзия должна обладать ясной мыслью и понятным, но изысканным выражением; я не думаю, что должна присутствовать какая-либо туманность, но чувство чего-то скрытого и ощущаемого должно там быть». Среди подобных тайн стихотворения — образ слепца, чьи грезы струятся на прибрежный песок, как звонкая песнь. За этим образом угадывается величественная тень Гомера.
