Мстислав Ростропович. Любовь с виолончелью в руках | страница 41

Они всегда были вместе: в жизни и на сцене…

«…Как-то раз в конце 50-х я в ноябре-декабре был на гастролях в Америке. Потом приехал, с семьей встретил Новый год, и Галина Павловна уехала в Америку гастролировать. Значит, мы примерно 3 месяца скучали друг без друга.

Потом я должен был ехать с концертами в Новую Зеландию и Австралию, но мы решили, что у нас не должно быть столь долгих разлук. Я пошел к Фурцевой и сказал: «Екатерина Александровна, я отменяю поездку, потому что никуда не поеду без Галины Павловны».

Тогда у Фурцевой мелькнула гениальная идея, и она сказала: «Я попробую сделать так, чтобы жена поехала с вами. Садитесь и пишите заявление, такие заявления пишет и Рихтер, и Ойстрах: в связи с переутомлением, плохим состоянием здоровья в длительную гастрольную поездку в Новую Зеландию и Австралию, которая мне предстоит, прошу разрешить мне выехать вместе с женой». Я написал заявление, которое она прочла, ахнула и даже села в кресло, буквально в шоке… Я написал: «Прошу разрешить мне выехать в зарубежную командировку с женой, потому что я еду на полтора месяца и абсолютно здоров»[29].

Вишневская рассказывала, что они «стали вместе выступать уже летом 1955 года, как только поженились. У меня был концерт в Тарту, и он сказал, что меня не отпустит, что поедет со мной и будет мне аккомпанировать. Прежде мне аккомпанировал Борис Абрамович. Иногда я ездила на концерты с Александром Дедюхиным.

Слава меня отбил.

Я начала с ним работать. Но концертов у меня тогда было немного. Я в театре была занята.

— Чем же отличалась работа с вами Славы как пианиста?

— Работы не было, я с ним почти не репетировала — в этом главное отличие. Ансамбль достигался на сцене. Происходило так: я готовила концертный репертуар с пианисткой Маргаритой Кондрашовой. А потом начиналась ругань со Славой. За несколько дней до концерта он старался выучить текст наизусть, и мне казалось, что ему все равно, как я пою: ему важно было наизусть аккомпанировать, чтобы ноты не мешали. А потом мы выходили на сцену. Так вот проходили концерты.

— А как вы относились к нему, как аккомпаниатору?

— О чем говорить! Я после него ни с кем не могла выступать. Ни с кем. Учить — это одно, выходить с партнером на эстраду — совершенно другое. Как сказать об этом особом ощущении музыки, о слиянии с партнером-пианистом? Мы просто слышали друг друга. С ним все было естественным, я чувствовала себя совершенно свободной в ощущении фразы, ее подаче. Пока репетировали, могли ссориться — он хотел так, я этак — но на сцене этого уже не было. В чем-то я уступала, в чем-то он — и получалось то, что надо. Работой такого добиться невозможно. Это было наитием. Всегда. Невероятно чуткий, он не то чтобы подчинялся, нет, он сливался с пением. У нас сложилось полное взаимное музыкантское понимание — может быть, оттого, что мы все время были вместе»