Зато оборотни являли собой нечто омерзительное. Внешне это вроде были мужчины. Но ни в одном из них не было ни единой мужской черты — вялые тела, томные позы, безбородые лица, длинные завитые волосы, пухлые слюнявые губы и глаза навыкате, жадно и нервно поблескивавшие в свете костра.
И надо же, нашелся человек, который купил эту картину и повесил у себя в доме! Да еще заказал для нее золоченую раму! Им был, конечно же, граф Филипп Челуховский, самый странный и самый непоседливый из львовян. Вот и сегодня он наконец прибыл в родной город. Привез еще одну повозку, напоминающую катафалк.
Но оставим на время графа. Возвратимся к забору, что окружает кладбище. Нужен ли он? Сказать трудно. Весьма вероятно, что построили его на всякий случай, из трусости. Понятно ведь, что помочь в борьбе с ведьмами и оборотнями он не мог.
А вот городские львы — другое дело. Они служили горожанам исправно. Льва с грозно поднятой лапой можно было увидеть на гербе города. Каменные львы стояли у входа во многие дома и даже перед городской ратушей, где восседал любитель роз и враг табака бургомистр. Но, в общем-то, это были не очень уж свирепые звери, скорее, добрые и игривые создания. И походили они на выросших до неприличных размеров котят. Утверждали, что дважды в неделю львы срывались с каменных постаментов и до утра, невидимые и неслышимые, бродили по улицам, разгоняя нечисть и расправляясь с теми, кто замышлял непотребное. Разгребая лапами ночную темноту, они обшаривали подъезды, карабкались по карнизам к балконам и окнам, заглядывали в спальни. Если утром кого-то находили мертвым, это значило, что ему на рассвете явился лев и отправил к праотцам без исповеди. Однако с хорошими людьми такого случиться не могло.
Считалось, что ведьмы, упыри и оборотни очень боялись львов. И лишь по этой причине не рисковали соваться за кладбищенский забор: кто знает, когда именно львы решат погулять? Ведь за последнее время они и так перетаскали куда-то половину ведьм и чертей. И в городе стало спокойнее.
Внезапно ночную тишину прорезал резкий скрежещущий звук. Что это? Разверзлась ли где-то, испуганно вскрикнув, земля? Сорвалась ли со ржавых петель дверь в преисподнюю? На горе, у Высокого замка, и в городе, у замка Низкого, на этот странный звук откликнулись колотушки сторожей и собаки. Где-то заплакал ребенок, и ветер понес плач от дома к дому.
Купец Якубович оторвался от депеши из Пшемысла, извещавшей, что туда следует направить партию русских соболей, удивленно шевельнул бровью: что за вопль в ночи? Ах, это, наверное, откуда-то вернулся граф Челуховский и вспомнил о своей трубе! Черти бы побрали этого графа! А если чертям не до него, то пусть хоть бургомистр найдет способ призвать его к порядку.
