Пока не видят родители, ты снимаешь оба носка. "Смотри, - говоришь ты с гордостью, - у меня красивые ноги. Папа сказал, что у женщины должны быть узкие щиколотки".
Твоя мать, Элико Семеновна, - красавица, элегантная и кокетливая. Ей даже немолодой возраст к лицу. Она знает, что грузинкам идет все черное, и обычно носит черные платья. Черное каракулевое манто. Черные замшевые полусапожки. И только помада на губах - ярко-красная.
Маша похожа на маму, и всем ясно, что она станет такой же красавицей. На ней хоть и искусственная, но тоже каракулевая шубка, подпоясанная кожаным ремешком, полусапожки, отороченные мехом. Она отличается от обычных девочек. У нее нет косичек. Она не ходит в брюках. Не шалит и не балуется.
Дома мне ставят ее в пример: "Посмотри, какая Маша интеллигентная и воспитанная. Всегда здоровается со взрослыми, уступает дорогу, не шумит, не прыгает, не лазает по деревьям". Маше ставят в пример меня: я правильно держу столовую ложку, умею шить куклам одежду и играю на рояле.
Но у Маши есть неоспоримое достоинство передо мной: она невероятно, чрезвычайно талантлива. Через много лет в воспоминаниях Лидии Чуковской мне попадется письмо Анны Ахматовой, где есть такие строки:
Вчера Пантелеев показывал мне свою невероятную девочку. Я в жизни моей не видела ничего подобного. Показывая (передразнивая) пьянеющую эстонку, она отчетливо произносила какие-то эстонские звуки и наполнила комнату чем-то эстонским.
Я прекрасно помню этот Машин "номер". Он называется "Эстонка в кафе". Машин талант демонстрируется отдыхающим в Доме творчества. Комната маленькая, людей некуда сажать. Мне разрешается сидеть на письменном столе Алексея Ивановича.
Я не могу оторвать глаз от Маши. Только что она стояла у стены и, потупив глаза, робко здоровалась с гостями, а сейчас в воображаемом эстонском кафе, закинув ногу на ногу, сидит раскрепощенная женщина. Изящным жестом она снимает перчатку с руки, берет в руки воображаемый бокал, закуривает воображаемую сигарету, пьянеет, кокетничает с официантом. Номер короткий - минут пять, не больше. Таких номеров несколько: пародии на Алексея Ивановича, бабушку, маму. Безупречный грузинский акцент.
Зрители приходят в восторг. Аплодируют. Польщенные Элико и Алексей Иванович спрашивают девятилетнюю Машу: "Машенька, хочешь что-нибудь?" "Да, - тихо отвечаешь ты, - можно мне тоже сесть на письменный стол?"
Когда я переезжаю в Ленинград, мы ездим с тобой и Элико Семеновной на выходные в Комарове к Алексею Ивановичу. И все как прежде: прогулки, буриме, лимонад. Мы возвращаемся в битком набитой электричке, разморенные от жары и черносливового запаха лыж. А потом холодные трамваи развозят нас в разные концы города.
