нежность чувств влюбленных и лирическое вдохновение певца и поэта, равно как и боевую страстность воинов и мужественное бешенство героев древности…»
Совершенно из того же принципа вытекает и положение: раз движется, значит одушевлен, т. е. движим внутренним самостоятельным волевым импульсом.
До какой степени – не в логически-сознательном разрезе, а в чувственно-воспринимающем – и мы подвержены ежеминутно этому же самому феномену, видно из восприятия «живых» рисунков того же Диснея.
Знаем же мы, что это – рисунки, а не живые существа.
Знаем же мы, что это – проекции рисунков на экран.
Знаем же мы, что это – «чудеса» и трюки техники, что подобных и существ-то на свете не бывает.
И неотрывно от этого:
мы ощущаем их живыми,
мы ощущаем их действующими, поступающими,
мы ощущаем их существующими и предполагаем даже мыслящими!
Но все из того же круга стадии мышления происходит и «анимизация» неподвижных предметов природы, предметов обихода, линий пейзажа и т. п.
Глаз наблюдающего (субъекта) «обегает» наблюдаемое (объект). В самом термине – «обегает» – сохранилась предшествующая стадия: когда «охват» предмета делался руками, а «обегание» его происходило… ногами вокруг предмета, руками не охватываемого. Затем этот процесс сконцентрировался в объем «охвата» взором – взором, «обегающим» предмет.
Разница с предыдущим случаем состоит в том, что здесь движется субъект (глаз) по очертаниям объекта (предмет), а не сам объект (предмет), перемещаясь в пространстве.
Но, как известно, на этой стадии развития разграничения между субъективным и объективным еще нет. И движение глаза, бегущего по линии абриса гор, с таким же успехом прочитывается, как бег самого абриса.
Глаз уходит взглядом в направлении дороги, и это читается с таким же успехом, как сама дорога, уходящая вдаль.
Таким образом, в языковой метафоре – которая и рождена этим процессом и существует отложениями этой стадии мышления в ткани языка – процесс состоит в том, что для ряда случаев действия собственного взгляда (уже переносно перенявшего действия человека, человека в целом, на себя, на его часть) «анимистически» приписываются предмету наблюдения.
Привожу ряд примеров из Веселовского, находящихся у меня под рукой («Историческая поэтика», с. 127):
«…Un pare immense grimpait la côte…»
(Daudet, «L’evangeliste», ch. VI).
«Behaglich streckte dort das Land sich
In Eb’nen aus, weit, endlos weit…………
……………………………………………
Hier stieg es plötzlich und
