— Никого больше нет? — то ли сказала, то ли спросила она.
Майкл не ответил. Он вдруг зачерпнул рукой красной краски и прижал ладонь к ее ягодице. Медленно размазал, массируя, и принялся за вторую. Милли непроизвольно выгнулась, чтобы ему было удобнее. Другой ладонью Майкл зачерпнул желтого, и раскрасил ее колено. Затем бедро, затем… Милли уже замерла в ожидании главного движения, но его рука ушла выше, прижалась к ее плоскому животу, заполнила краской пупок. Майкл аккуратно обошел и ее грудь, будто дал себе слово не трогать самые чувствительные места, но долго гладил высокую шею Милли, которая была сплошной эрогенной зоной. Она уже стонала и извивалась под его руками, а он все мучил ее, никак не позволяя ей получить хоть малейшее удовлетворение. А когда Милли пыталась схватиться за его руку, направить ее в нужную точку, Майкл настойчиво высвобождался и продолжал свое жестокое творчество.
Тогда она сама прижала пальцы к зудящему бутону, давно созревшему в ее цветке, которого Майкл еще не видел. Ее возглас прозвучал последним аккордом. Внезапно оборвалась музыка и рядом больше не было Майкла. Милли поняла это еще до того, как открыла глаза.
Он стоял чуть поодаль и тщательно вытирал руки.
— Если хочешь сама, то давай все сама, — сказал он с таким презрением, что Милли вся сжалась.
— Что ты. Майкл, — пролепетала она. — Я вовсе не хочу все сама… Я просто не могла дольше выдерживать эту пытку!
— Что ж… Раз не по-моему, то вообще никак.
И Майкл Кэрринг вышел из комнаты, оставив Милли наедине с ее отчаянием. Несколько минут она продолжала стоять посреди мастерской, сжавшись от холода и стыда. Потом стянула белую тряпку, закрывавшую один из холстов, набросила ее на себя и отправилась искать ванную.
Хозяина квартиры она обнаружила на кухне. И обмерла, увидев на нем вместо старых джинсов и перепачканной майки желто-коричневый халат, который не был завязан. Милли сразу увидела, что под халатом на художнике ничего нет. И он вовсе не собирался скрывать этого. Напротив, он распахнул полы пошире, показав Милли, что готов закончить то, к чему Майкл так тщательно ее готовил.
— Мой друг сказал, что вы рассчитаетесь со мной за краски, — без улыбки проговорил он.
Милли прислушалась к тому, как протяжно и болезненно ноет в животе. «Он хочет, чтобы я заболела по его милости?» — подумала она о Майкле с ненавистью. И сказала художнику:
— Сначала я хочу принять душ.
— Я провожу, — вызвался он с готовностью.
