Долгий полет (сборник) | страница 62



Таня продолжала стоять у окна, когда огненный шар вдруг подпрыгнул в воздух где-то на том берегу Ист-ривер. Свет его был ярче тысячи солнц. Он полоснул невыносимым жаром по лицу и мгновенно ослепил Таню. Не успев ничего понять, она вскинула руку к глазам. Господи, что случилось?.. Что случилось?!

Спустя секунды, ударная волна беззвучно – быстрее звука – достигла бруклинского берега Ист-ривер, сметая все на пути. Рухнул домик, засыпав своими обломками Таню. Ударная волна принесла раскаленный воздух. Язычки пламени сразу занялись на развалинах. Горели деревянные обломки стен и крыши, горел ковер в спальне и линолеум на кухне. Горела мертвая Таня. Легким пеплом стали ее густые волосы, жирная копоть вычернила тело. Рука Тани, вернее, то, что было недавно рукой, прикрывала, как бы оберегая, нижнюю часть живота.

Ядерный смерч в одно мгновение слизнул здание ООН со всеми его обитателями: важными главами государств и членами делегаций, сидевшими в зале Фридмэном и Лентини, поднимавшимся на трибуну президентом. Вертолет О'Браена был уже на подлете к Нью-Йорку, когда ударная волна легко перевернула его. Взорвался бензобак, объятый пламенем, вертолет рухнул на землю.

Над мертвой «столицей мира» расползалось грибовидное облако. Устало взмахивая крыльями, большая синяя бабочка, уцелевшая неведомо как в самой сердцевине термоядерного взрыва, уходила все выше и выше в бездонное небо…

1994

Осень в Бостоне

Глава первая

А осень в этом году выдалась, действительно, золотая. Дни стояли солнечные, теплые, тихие. По ночам, правда, холодало, все-таки конец октября. Но заморозков еще не было. Клен за окном, старый, с корой, изборожденной глубокими морщинами, медленно ронял яркожелтые листья. Падая, они плавно кружились в воздухе, а потом, поворочавшись немного, чтобы улечься поудобнее, затихали на пожухлой траве.

Клен рос на полянке, что протянулась вдоль одной стороны этой короткой, тупиковой улочки, покрытой потрескавшимся, уже не первой молодости, асфальтом. А на противоположной стороне стояли всего два дома, задами они смотрели прямо в лес. Живя здесь, в Рэндолфе, одном из зеленых пригородов Бостона, Городецкий все не переставал умиляться трепетному чувству близости к природе. В «той» жизни типичный горожанин, коренной москвич, решившись на эмиграцию семнадцать лет назад, он поначалу попал в Нью-Йорк, не менее шумный и грязный, чем Москва. Математик с кандидатской степенью, Городецкий устроился там после долгих мытарств на работу простым программистом. А через несколько лет перешел уже с повышением в другую компанию, в Бостоне, стал прилично зарабатывать и обзавелся этим вот домиком.