– решился я. – Или надо расстаться: не видеться, не писать, не звонить. Или же ты говоришь мужу всю правду, разводишься и уезжаешь ко мне. У нас тоже есть право на счастье». Она молча поцеловала меня. Потом сказала, что не хочет корежить оставшиеся у нас дни, – будет говорить с мужем после моего отъезда.
* * *
Моисея признают пророком и иудейская, и христианская, и мусульманская религии. На Синайской горе Бог изрек ему десять заповедей. Первые четыре – религиозно-ритуального характера. А в остальных – сконцентрированы основы человеческой морали. Основы эти могут быть сведены к одной простой формуле: не делай другому того, чего не хочешь, чтобы тебе сделали. «Почитай отца и мать» – ведь и ты станешь в свой черед старым, неужели хочешь, чтобы дети твои не почитали тебя? «Не убий», «Не укради», «Не лжесвидетельствуй», «Не возжелай ничего, что у ближнего твоего» – неужели хочешь, чтобы кто-то убил тебя, или обокрал, или лжесвидетельствовал против тебя, или отнял принадлежащее тебе? Сложнее разобраться с заповедью «Не прелюбодействуй». Прелюбодеянием называют половую жизнь вне брака. Но само понятие «брак» существенно менялось по ходу человеческой истории. В первобытные времена это был так называемый групповой брак, в библейские – преобладало многоженство, а сейчас – парный брак. Вот и выходит, что Анна Каренина, отдавшись по любви Вронскому и уйдя от мужа, занималась прелюбодеянием. Напротив, царь Соломон, который сам сболтнул в «Песне песней», что у него «шестьдесят цариц, и восемьдесят наложниц, и девиц без числа», считался вполне добропорядочным человеком. В «Притчах» Соломон еще и других поучал: «И для чего тебе, сын мой, увлекаться постороннею и обнимать груди чужой?.. Чужая жена – тесный колодезь; она, как разбойник, сидит в засаде и умножает между людьми законоотступников». Легко ему было поучать.
* * *
Вернувшись в Нью-Йорк, позвонил Наташе: «Говорила?» – «Никак не соберусь с духом». Позвонил неделю спустя. «Да, говорила. Было так тяжело. Он плакал. Уже ходила к адвокату насчет развода». А еще через неделю она мучительно кричала в телефон: «Решила остаться! Мальчик мой родненький, прости!» Все рухнуло. И опять я не спросил – почему. Поди пойми сердце женщины. Как гениально высветил Достоевский души своих героинь: Настасьи Филипповны, Грушеньки. Мятущиеся, ищущие, теряющие. И у Наташи что-то от них. Больше мы не виделись. Некий философ высокомерно изрек: любовь – это добровольное безумие. Ну и что с того, зато какое духовное, какое солнечное безумие. Я знал истинную любовь – многие ли могут так сказать? Заслуживаю я жалости или зависти? Бедный я или богатый? В тот далекий январский день, на пути в поликлинику, чтобы проверить свои зубы, кабы увидел я в магический кристалл, что ждет впереди, – не свернул бы… Почему именно Наташа? Не знаю, это приходит свыше. Перечисление ее хороших качеств все равно ничего не объясняет. Бывают и другие, не хуже. А любишь одну. И горит эта свечечка, не гаснет ни на каком ветру.
