Одному, без жены, сидеть за столом было тоскливо. Поэтому президент обычно приглашал на ланч кого-нибудь из своих сотрудников. Сегодня это был Фридмэн. Перед их поездкой в Европу следовало обговорить некоторые дела.
Начало июля принесло президенту немало новых забот. Почти каждый день в столице проходили всевозможные демонстрации, митинги. На тракторах съезжались в Вашингтон фермеры со всей страны, добиваясь дополнительных государственных субсидий. По Пенсильвания авеню, от Белого дома к Капитолию, сплоченными рядами шествовали зараженные СПИДом – они требовали резко увеличить ассигнования на медицинские исследования в этой области. Получатели вэлфера протестовали против недостаточного размера пособия, что не позволяло им вести образ жизни, достойный американского гражданина. Еженедельно случались уличные стычки между теми, кто настаивал, чтобы за произведенный аборт, если он сделан по желанию женщины, платило государство, и их противниками, рассматривавшими любой аборт как уголовно наказуемый. Каждая протестующая группа тянула одеяло на себя. Но в год выборов президент не имел права терять голоса ни одной из них. Ему приходилось всем что-то обещать, изворачиваться, транжирить еще и еще деньги из казны, увеличивая ее уже и без того огромный долг.
А только что начался шумный скандал, связанный с однопартийцем президента – сенатором Коннели. Тот представлял в Сенате важнейший штат в избирательной гонке – Калифорнию. На прошлой неделе, в День независимости, когда этот добрый семьянин и примерный христианин возвращался около полуночи с холостяцкой вечеринки, его машина свалилась с моста в реку. Сенатор, к счастью для себя и для избирателей, выплыл. Бросив в машине под водой пьяненькую секретаршу, он добрел до гостиницы на берегу, где и заночевал благополучно. Политические противники мертвой хваткой уцепились за этот скандал, вовсю старались его раздуть. Президенту следовало выработать правильную линию поведения. Через неделю – по его возвращении из Европы – был запланирован большой предвыборный митинг в Лос-Анджелесе с двумя главными ораторами: президентом и Коннели. Но разумно ли сейчас показываться рядом с Коннели? Не лучше ли под каким-нибудь благовидным предлогом отменить свое участие в митинге?
Намазывая тонкий слой творога на хрустящий сухарик, президент задумчиво говорил Фридмэну:
– Я могу понять: человек малость перебрал, машина потеряла контроль, свалилась с моста. Не очень хорошо, но и только. Думаю, каждый нормальный мужчина отыщет в памяти какое-нибудь автомобильное происшествие, когда он был виноват. Тот факт, что наш друг Коннели оказался никудышным джентльменом, даже не попытавшись вызволить из машины секретаршу, его, конечно же, не красит. Хотя и это могу понять. В конце концов, нигде не записано, что американский сенатор обязан рисковать жизнью из-за секретарши только потому, что переспал с нею. Но одного никак не пойму. Почему, заявившись в гостиницу, он не обратился сразу за помощью, не позвонил в полицию? Ведь еще оставался какой-то шанс на спасение секретарши. Неужели он был пьян столь мертвецки и заснул, начисто все позабыв?
