Звезда предложила мир. Разве можно ей отказать? Он взял руку и поцеловал ее. С нежностью и почтением.
– Мне не нравится мое имя. «Одетт» не годится для актрисы и музыкантши. «Евгения» куда красивее и мелодичнее. Когда я начала выступать, лучше бы назвалась «Евгения».
Мартина сказала, что к ее святой покровительнице, Жозефине, обращаются во время тяжких испытаний.
– Браво! Отлично! Станет худо, помолюсь твоей святой. И тебе сразу позвоню, договорились?
Обе дружно расхохотались. Императрицы составили заговор, святые великомученицы зажили душа в душу, два таланта – верующая католичка аккордеонистка и неверующая атеистка певица – выразили взаимное восхищение, школьницы-хулиганки, увенчанные бумажными коронами, затеяли новую шалость.
Звезда принялась пересказывать житие святой Евгении. Одетт, как всегда, говорила громко, так что люди за окрестными столиками тоже могли наслаждаться церковным преданием. Такой складный рассказ едва ли был импровизацией. Работа на публику, скажете вы? Поиск дешевой популярности? Вовсе нет, у Одетт это выходило само собой, естественно, и все ей с благодарностью внимали, людям не надоедало, а ей и подавно.
– Будущая святая была дочерью правителя Александрии. Однажды она гуляла по городу и услышала дивное пение, что доносилось из христианского монастыря. Ей сразу же захотелось петь вместе с монахами. Я уверена, что именно святая Евгения заставила меня выбрать путь музыкантши. Недолго думая, она отрезала волосы, нацепила мужскую одежду и вскоре была пострижена, как брат Евгений. Совершила духовный подвиг из одной только любви к музыке! Я бы поступила так же.
К их столику приблизилась пара. Жена попросила у Одетт автограф. Охотно, с удовольствием, звезда всегда к вашим услугам! Она достала из сумочки свою фотографию, надписала ее, поцеловала поклонницу и продолжила, будто ее и не прерывали:
– В монастыре Евгения за несколько лет овладела искусством врачевания. Как-то раз она исцелила женщину по имени Меланфия, а та возьми да и влюбись в мнимого монаха. Меланфия попыталась добиться взаимности, но Евгения ей отказала, сами понимаете почему. Оскорбленная Меланфия решила отомстить и обвинила брата Евгения в покушении на ее честь. Попытка изнасилования – дело нешуточное, особенно если замешан монах. Кто другой, может быть, и сумел бы выкрутиться, но только не христианин. Брата Евгения приговорили к смертной казни. Бросили на арену на растерзание львам, смотреть на это собралось десять тысяч зрителей. Догадываетесь, кто сидел на самом почетном месте? Конечно, правитель Александрии, родной отец Евгении, прикинувшейся монахом. Он сразу же узнал дочь, спустился на арену и театральным жестом сдернул с нее одеяние, чтобы толпа увидела ее груди, неоспоримое доказательство того, что она не мужчина. Евгению оправдали.
