Постановщик обратился к еще одной своей излюбленной теории: чтобы подготовить и осуществить спектакль, кроме времени нужно и непосредственное общение. Сейчас театр – чуть ли не единственное место, где люди ощущают исходящие друг от друга энергетические волны, а не только говорят, слушают, смотрят. Ни телефон, ни экран этих волн не передают.
Одетт были даром не нужны его интеллектуальные изыски. Шекспир и фэн-шуй сейчас ни к чему. Пропасть между ними росла. Постановщик вновь отчаялся:
– Спектакля не будет. У тебя тоже есть право заболеть, в конце концов…
– Ни в коем случае! Я же тебе сказала: Одетт не отменила ни одного спектакля!
И все по новой. Paso doble. Два шага назад. Одетт испугалась, сдалась. Шаг вперед. Одетт наступала, запугивала. Два шага назад. Одетт жалобно просила. Шаг вперед. Одетт рассердилась. В конце концов она уступила, он тоже смягчился.
«После упорной и продолжительной борьбы», как говорится, они пришли к компромиссу: репетиций назначат меньше, чем предполагалось, зато проведут их в Кемпере, в том самом Театре, где состоится премьера.
Глупо. Ни нашим, ни вашим. Коль скоро их нельзя заподозрить в лицемерии и коварстве, предположим, что каждый добровольно закрыл глаза на предстоящие неудобства.
Зачем? Одетт боялась, что иначе никогда не выйдет на сцену. А вот чего боялся постановщик? Он и сам хотел бы это знать.
Разговор окончен, постановщик выжат как лимон. Он в рассеянности водил карандашом по бумаге, испещряя листок некруглыми кругами, неквадратными квадратами и странными фигурами, наподобие параллелепипедов. Спектакль придется ставить, а у него ни энергии, ни энтузиазма. Он предал самого себя, не отстоял самого главного: репетируя всего неделю, не разучишь классику, не осуществишь ни одного грандиозного замысла, впрочем, этот проект всегда был сомнительным… Да, хорошенькое начало!
Листок сплошь изрисован. Под штрихами карандаша исчезли все пометки, которые он сделал во время спора с Одетт. Стоило им повздорить, как от первоначального плана, программы, сценария не осталось и следа. Теперь он вышел из оцепенения, трезво взглянул на ахинею путаных линий и увидел чудом уцелевшие отдельные слова, образовавшие неожиданные сочетания: «отмена» «Одетт»; «жара» «в Бретани»; «создание» «старости»… Парадоксы. Противоречия. Так и есть. Вопреки расхожему мнению, автоматическое письмо не так уж бессмысленно.
Пот высох. Но вонь осталась.
Уходя из Театра, постановщик задержался, вышел на главную сцену. Воскресенье, полдень, в зале никого, темнота. Только голая лампочка где-то сбоку. Когда его мучила тоска, одолевали сомнения, он приходил сюда, как его предки шли в часовню, где горела красная лампадка, или к алтарю – причаститься святых даров.
