— Так хотел же тебя отпустить, сама дверь прихлопнула. Побожись…
— Оставлю тебя в живых.
— Свят, свят…
Ушел растревоженный Саввушка. Ксюша метнулась к двери: может, старик забыл ее запереть? Лязгнул закрытый затвор, цепь на двери ответила приглушенным звоном.
Тихо прошла к слуховому оконцу и прильнула к нему. Синее небо! Далекие горы! Могучие кедры! И все это залито солнцем! Нет больше сил сидеть в темном чулане. В груди что-то криком рвется наружу. Билась, как бьется попавший в плен зверь.
— Савва! Дедушка Савва! Выпусти, говорю. Креста на вас нет, проклятущих. Господи, разрази ты громом эту заимку. Дедушка Савва! Дедушка! Слышь, открой! А-а-а-а…
Ухватилась за край бревна, пыталась его раскачать, отломить у оконца хотя бы кусочек. Крепки стены кондового леса, но расщеляло их время, а отчаяние прибавило сил, и под рукой Ксюши чуть шевельнулась отставшая дрань. Еще покачала — шевелится! «Нет никого!» Рванула и оторвала дранину. Оконце стало пошире. Привстав на топчан, сунула в него голову. Оцарапала уши, но голова, пожалуй, пролезет. А стоит просунуть голову, так можно протиснуться и самой, — это знает каждый.
Ксюша зажала рот, чтоб радостный крик не выдал ее.
Время тянулось небывало медленно. Солнце, казалось, застыло на месте. Полосатый бурундук заскочил на оконце, встал столбиком и начал чистить усы.
6.
Арина проснулась среди ночи от смутного беспокойства. С чего-то пахло цветущей черемухой и запах ее пробуждал тревогу в душе. Вроде б надо идти куда-то. А куда? К кому?
Кто-то ходил у крыльца и щепа под ногой с натугой ломалась.
— Господи! Вроде, мужик?
Приподняв от подушки голову, приложила ладошку к уху.
— Неужто Семша скребется? Ни за што не открою, ни в жисть. Хватит мне грех-то на душу брать. Ишь, бесстыжий, никак подходит к крыльцу?
Откинув лоскутное одеяло, Арина встала. Темно в избе. Так же темно на душе. Было время, вот так, до полуночи, а то до утра поджидала она Симеона. В ликующем трепете замирала душа от звука шагов на крыльце.
— Заскребись, варнак, все одно не открою, — и заскулила тихо, самой еле слышно — Разнесчастная я сироти-нушка-а…
— Эй, — Арина, открой!
— Он! Закрючу покрепче. — Стучало в висках и, казалось, пол под ногами качается. Перебирая ладонями по печи, подошла к двери. Эх вы, руки-предатели, против воли Арины откинули крючок. Распахнулась дверь и закричала Арина:
— Кто это? Господи!
Кто-то тяжело шагнул через порог и прикрыл за собой дверь. Арина отступила к кровати. Надо бы к печке, там рогачи, кочерга, там горшки, чугунки — есть чем отбиться.
