Они… Те четверо рыбаков, что накормили Ксюшу у озера и показали дорогу. Тот, крайний, с исцарапанной грудью, крикнул тогда ей: «Сестра, иди в Камышовку».
Ксюша выкрикнула что-то невнятное и кинулась из-за прилавка. Евлампий остановил ее:
— Сейчас торговля начнется, куда ты? Неужто воров не видела?
Она оттолкнула Евлампия и выбежала на площадь. В ушах звенели и погребальный звон, и крики: «Простите нас, люди…» Ксюша расталкивала народ и старалась пробраться к паперти. «Я тоже ела ту рыбу…»
— Куда, ошалелая? — шипели на Ксюшу.
— Едва день начался, а она уже набралась… молоко на губах не обсохло.
Кто-то щипнул ее больно, кто-то шлепнул пониже спины. Не обращая внимания на щипки, забыв девичью почтительность, Ксюша, не глядя, толкаясь, пробралась к церкви.
Народ неожиданно расступился, и Ксюша увидела опустевшую паперть. За оградой, в окружении мужиков, стояла телега, покрытая рогожей. На ней сидели ребятишки. Возница понукнул лошадь и телега медленно двинулась в улицу. Понурив головы, за телегой пошли Ксюшины знакомые рыбаки и их жены. Народ стоял плотно. Ксюша ткнулась в спины и, не сумев их пробить, взбежала на паперть, привстала на цыпочки. Идут за телегой душевные люди. Позади них два милиционера верхами на гнедых лошадях, с шашками на боку. Устало идут рыбаки. Запинаются. Жены их держатся за телегу.
«Мне к ним надобно», — все настойчивей, все громче звучала неотвязная мысль.
Бессознательное чувство долга толкнуло Ксюшу вперед. Появилась тревога и сознание огромной несправедливости. И к этой несправедливости как-то причастна она, Ксюша. Давящие сердце угрызения совести заставили забыть про базар, про разложенные в палатке товары, про сине-бело-красный флаг Российской империи, что поднят под музыку духового оркестра на высокую базарную мачту, и погнали ее вслед за рыбаками. Толкая людей и получая толчками сдачу, Ксюша, где боком, где как, выбралась из базарной толпы и бросилась по улице догонять этап.
— Родные мои, што будет с вами… — шептала она, пробегая мимо высоких домов под железными крышами, что стояли у площади и избушек, лепившихся дальше по улице.
Вон и народ, провожавший этап. Совсем недалеко осталось. Ксюша ускорила бег.
— Куда, девка, прешь, — окликнул Ксюшу усатый милиционер, сидевший верхом на лошади.
— Мне только два слова сказать. Вот ей-пра, — поднырнув под голову милицейской лошади, Ксюша прорвалась к рыбакам и схватила за руку рыжего. Да он на себя не похож! Глаза ввалились и стали огромными.
