– У тебя с головой в порядке? – спросил, однако, Виктор.
– Всего-то пять километров за МКАДом.
Виктор забарабанил пальцами по рулю.
– Ты мне друг? – сказал Данила.
Виктор посмотрел на него с осуждением и злостью, затем обернулся и в упор посмотрел на Ксению – с такой ненавистью, что казалось, сейчас сорвется и ударит ее, но она ничуть не стушевалась. Ксения смотрела на Виктора с вызовом, и сколько он ни буравил ее своим взглядом, ее взгляд от этого не становился менее твердым, и в конечном итоге игру в гляделки она выиграла – Виктор отвернулся, шумно вздохнул, посидел некоторое время молча, глядя на светофор, беспрерывно мигавший в ночном режиме желтым огнем, а затем, словно бы найдя во всей этой ситуации что-то забавное, усмехнулся и сказал:
– Ладно.
При этом он без особой надобности огляделся по сторонам, и Данила заметил, что его друг непроизвольно захлопал ресницами. Данила знал, что значит это неконтролируемое хлопанье ресницами: Фияксель решился, и теперь его уже не остановить, даже если Данила и все остальные вдруг передумают.
– Так куда помчимся? – сонно спросила Ольга. – Домой или за приключениями? Давайте лучше домой. Когда я спать-то буду?
– Оль, – сказала Ксения, – можешь спать уже прямо… как ты говоришь, Данила?
Данила мгновенно понял, о чем она, и когда Ксения специально повторила: «Можешь спать…» и артистично взяла паузу для вдоха и продолжения, он подхватил, и они завершили фразу хором:
– Прямо сейчас!
На следующее утро изможденный, но выглядящий прилично (гладко выбритый, в новеньком костюме) писатель Виталий Кутыкин сидел в одной из комнат Сенатского дворца в Кремле, в приемной президента Российской Федерации. Слева от Кутыкина располагалась солидная дверь, а на ней была крупная табличка золотого цвета, на которой так и значилось: «Президент Российской Федерации Владимир Иванович Паутов».
Виталий был в затемненных пляжных очках, что выглядело несколько странно в помпезно-казенной обстановке приемной. Зато очки, как и всегда, помогали ему чувствовать себя в безопасности. Выходя на люди, он почти всегда надевал их. Когда он был в очках, окружающие с трудом могли проследить, куда он смотрит, а он мог видеть их глаза, и это позволяло ему ощущать себя вооруженным перед враждебным и чуждым ему реальным миром.
В ожидании встречи с президентом мающийся похмельем Кутыкин не глядел ни на золотую табличку у двери, ни на что другое (при том, что глаза его были широко раскрыты). Взгляд Кутыкина на мир был туманным и стерильно бессмысленным. В комнате еще была секретарша, дама средних лет, сидящая за большим письменным столом, и стоящий по правую руку от писателя улыбчивый мужчина лет пятидесяти, который встретил Виталия при входе в Сенатский дворец, и который теперь пытался быть с ним гостеприимным и любезным.
