В час пополуночи, когда уже многие разъехались, давка у входа в залу, в коей собирались предварительно дамы к ужину, сделалась ужасною. Мы выстроились в два ряда и с полчаса ожидали шествия короля и фамилии в столовую, куда мужчин впускали понемногу в ложи, над столовой устроенные. <…> Одни дамы занимали места и кушали с большим аппетитом. Король и фамилия стояли на ступенях у входа, обозревая залу, блестящую освещением и туалетами. <…> Окинув нетерпеливым взором пожирающую толпу, освежив силы замороженным кофе, я вышел из ложи и уехал домой».
Той публике, которая не удостаивалась приглашений на балы, тоже было любопытно посмотреть, как живет «король французов», но из соображений безопасности посетителей в Тюильри не допускали. Русский путешественник Владимир Михайлович Строев, приехавший в Париж в 1838 году, свидетельствует:
«Нельзя было видеть внутренности дворца [Тюильри]. Несмотря на сильную протекцию, которою я пользовался в Париже, мне никак не дали позволения осмотреть королевские комнаты. Туда никого не пускают, и это очень понятно. Когда король выезжает из дворца, карета его окружена конною гвардиею. Когда он прогуливается по саду, у аллей ставят часовых; разумеется, что при таких мерах осторожности, может быть не излишней, никого и ни под каким предлогом не впускают в королевские комнаты. Но удалось посмотреть отделение герцога Орлеанского [наследного принца, сына Луи-Филиппа]. Комнаты убраны богато и великолепно, но нет ничего особенного; ничто не показывает королевского жилища. Думаешь, что вошел к Ротшильду или к богатому герцогу Сен-Жерменского предместья. Окна выходят в Тюльерийский сад, в нижнем этаже, и должны быть до половины закрыты, чтоб избавиться от нескромных взглядов гуляющей толпы».
Зато публике демонстрировали апартаменты в Пале-Руаяле, где герцог Орлеанский жил до того, как стал королем и переехал в Тюильри. За невозможностью побывать в новом жилище короля русский путешественник Строев побывал в старом и оставил описание «больших комнат Пале-Руаяля»:
«Они теперь оставлены в прежнем виде, и я имел случай осмотреть их. Они убраны по-старинному, как дворец в Кускове, ничуть не лучше и не великолепнее. На стенах висят картины работы современных французских художников, посредственного достоинства. Один Леопольд Робер отделяется от других картиною, представляющею италиянские похороны. <…> В других картинах представлена жизнь Луи-Филиппа. <…> Между комнатами есть одна с троном, где Луи-Филипп принимал депутатов, поднесших ему титул короля французов. Показывают небольшую софу, крытую синею шелковою материею, как историческую достопримечательность. На ней Лафайет решил, что регент Филипп будет королем. Показывают окно, пробитое пулею во время Июльских беспорядков; пуля влетела в комнаты, где беседовали принцессы. Показывают балкон, на который выходил новый король и пел с народом патриотические песни».
