— Не может быть! — воскликнул Ильин.
— Все может быть, — философски заметил Ангел.
— Это же какой-то юаровец! — сопротивлялся Ильин. На лацкане синего пиджака человека с фотки, мучительно похожего на недавнего лидера брошенной Ильиным страны четырех революций, на квадратном лацкане добротного джекета негасимым огнем горела звезда с серпом и молотом посреди. Если верить памяти — вульгарная «Гертруда», которой у лидера (ну-ка, умники, мастера кроссвордов, угадайте с трех раз его фамилию!) при Ильине не было. Но если верить средствам массовой информации свободного мира (и России в том числе), сия звезда — высший южноафриканский орден, которым награждаются в Иоганнесбурге (Иванграде) особо правоверные комлица.
— И это может быть, — не отступал Ангел.
— Я щас заплачу, — всерьез сообщил Ильин, и вообще на слезу слабый, а уж как знакомого либо дружбана в телевизоре встретит — удержу нет. Когда, к примеру, портрет форварда Федора Черенкова впервые в «Спорте» узрел — рыдал аки младенец. А тут не форвард, тут забирай круче… Даже имя всуе поминать не хочется.
— Ладно, я тебя утешу, — сказал Ангел. — Это не тот. У того пятно больше на остров Суматра смахивало, а здесь — типичный Сулавеси. Не тот. Но похож.
— Так ведь все одно — Индонезия! Морями теплыми омытая, снегами древними покрытая…
— Кончай вопить, — грубо оборвал Ангел все-таки сумасшедшего, все-таки слабого умом Ильина. — Время рассудит, кто прав, а кто слева. Шутка. — Повторил грозно: — Бди. Не расслабляйся.
И успокоил-таки Ильина. Своего рода психотерапия. Может, и впрямь только похож. Может, в этом мире гонимый лидер отмененной перестройки так и остался комбайнером на Ставрополье или в крайнем случае окончил юрфак МГУ в новой России и служит юрисконсультом в какой-нибудь фирме. А его главный гонитель с лицом бульдозера фирмы «Катерпиллер» — строителем в Екатеринбурге… Может быть. Ильин утер невидимую миру слезу и принялся разглядывать революционеров.
Ошую Бороды сидел добрый молодец с мордой девять на двенадцать, волосики русые, прямые, алой лентой на лбу забранные. Добрый молодец сей миг ошарашил стопку «Абсолюта» и шарил вилкой — чем заесть. Обнаружил миногу, уколол ее и отправил в пасть. Кулаки, отметил Ильин, у молодца боксерскими были. Тяж или полутяж, не менее. Одесную Бороды имел место мелкий, но жилистый кореец, этакий, скорее всего, московский Брюс Ли, жестко наблюдающий за Ильиным. Кореец не пил, держал тонкой лапкой свежий побег зеленого лука, макал его в солонку и культурно хруптел, глаз с Ильина не сводя. Карате, ушу, тхэквондо, высший дан — знаем, знаем! Тут же пристроился пейсатый водила, наскоро отдриставший и рвущийся добавить горючего в желудок. Этот на Ильина не смотрел, этот на Ильина насмотрелся. А рядом с добрым молодцом сидела — вестимо! — белокура красна девица лет двадцати пяти, семи, девяти (не умел Ильин определять дамский возраст!), элегантно грела в ладошке пузатенький бокал (с коньяком? с виски?..) и уж ела Ильина своими голубыми: то ли она его убить хотела, то ли переспать с ним. Ильин предпочел бы последнее.
